Подводники атакуют
Шрифт:
Теперь меня тревожило одно обстоятельство. Требовалось перезарядить торпедные аппараты. Но в подводном положении осуществить перезарядку мы на этот раз не могли — передняя крышка одного из торпедных аппаратов пропускала забортную воду. Оставалось одно — выполнить это на поверхности. Но уж очень светло было в ту ночь. В любую минуту нас могли обнаружить корабли противника. А при срочном погружении возможна катастрофа: висящая торпеда при дифференте могла причинить много бед.
Однако другого выхода не было. И вот торпедисты
Впрочем, в эти сутки нам было уготовано еще одно суровое испытание, пожалуй, самое серьезное за весь поход.
На рассвете вахтенный сигнальщик Михаил Гусаров услышал нарастающий гул моторов самолетов. В небе, в восточной части горизонта, появились три черные точки. Раздалась команда:
— Всем вниз, срочное погружение!
Стоя на мостике, я не спускал глаз с этих точек, с каждым мгновением увеличивающихся.
Бомбардировщики ринулись в крутое, почти отвесное пике и открыли огонь из пулеметов и пушек. Огненные трассы полоснули стальное тело нашего корабля.
Как только последний вахтенный матрос исчез в лодке, я прыгнул вслед за ним и захлопнул стальную крышку.
В этот момент по носу с левого и правого борта, метрах в 50 от нас, разорвались бомбы. Лодку сильно тряхнуло, погас свет.
При повторном заходе сброшенные самолетом бомбы взорвались уже на большом удалении — лодка ушла на глубину.
Электрики Гиренко и Чугай быстро восстановили освещение. Из отсеков поступили доклады, что повреждений нет.
Однако не прошло и получаса, как акустик услышал шум винтов трех сторожевиков. Они приближались к нам на большой скорости. Вероятно, их вызвали сюда фашистские летчики.
В лодке сразу воцарилась тишина. Я приказал уменьшить ход, выключить все вспомогательные механизмы. Гидроакустик доложил, что слышит импульсы гидролокатора с правого борта. Да и нам в центральном посту был слышен этот характерный звук — будто корпус лодки посыпают горохом. Это означало, что враг обнаружил нас.
Увеличив ход, резко повернули влево. Но противник вновь нащупал лодку и начал бомбометание. Уклоняясь от преследования, мы старались держать сторожевики за кормой.
Взяли курс к восточной части банки Южная Средняя, в районе которой была большая впадина: разница в глубинах здесь доходила до 68 метров. В этой впадине я решил положить лодку на грунт.
— Три атакующих корабля справа, — предупреждает акустик.
Перекладываем руль вправо и резко увеличиваем скорость. За кормой взрываются бомбы, уже довольно близко.
Гидроакустик Козловский, полуоглушенный, морщась от боли в ушах, докладывает мне о движении вражеских кораблей. Руководствуясь этими данными, мы маневрируем и уклоняемся от глубинных бомб.
Старший помощник командира и штурман на карте воспроизводят маневры подводной лодки и указывают мне генеральный курс к месту, где мы должны лечь на грунт.
Приближаемся к восточной части банки Южная Средняя. Сторожевики временно прекращают бомбометание, но они не потеряли наш след: шум их винтов сопровождает нас. Однако преследователи находятся на большом удалении, и их гидролокаторы не достигают контакта с лодкой.
— Товарищ командир, подходим к месту покладки на грунт! — раздался голос штурмана.
Приказал ему взять эхолотом глубину. Я был восхищен точностью, с которой штурман Желтовский вывел лодку в назначенную точку.
Здесь в 11 часов дня легли на грунт. Сторожевые корабли долго искали нас, но безрезультатно.
В течение семи часов вражеские сторожевики преследовали нас. Они сбросили более 100 глубинных бомб. Но отличная работа гидроакустика Козловского и четкие действия других моряков экипажа помогли нам уйти от опасности.
Лодка лежит на грунте. И как обычно в такое время, часть команды отдыхает, часть занимается приведением в порядок механизмов.
Я прилег отдохнуть, но в каюту вошел шифровальщик Магницкий.
— Товарищ командир, разрешите ознакомить вас со всеми шифрограммами за сутки.
Я бегло прочитал бумаги, расписался и шутя сказал:
— Придется, товарищ Магницкий, судить вас за разглашение тайны. О нашей награде знает весь экипаж. Как же так получилось, что экипаж узнал об этом раньше командира?
— Товарищ командир, я никому не говорил об этом, кроме старшего лейтенанта Закоржевского. — И затем добавил: — А матросам говорить ничего и не надо было: они все прочли по выражению моего лица.
У настоящего матроса всегда наготове ответ на любой вопрос. Хороший парень этот Магницкий.
К вечеру всплыли на перископную глубину. Солнце уже низко стояло над горизонтом, необъятная синева моря была покрыта бесчисленными белыми барашками.
Позже, когда над морем сгустились сумерки, лодка всплыла в крейсерское положение: требовалось зарядить аккумуляторную батарею.
Верхние вахтенные стояли на мостике и вглядывались в даль, не покажется ли на горизонте силуэт вражеского корабля.
— А ведь скоро Первое мая! — мечтательно проговорил вдруг Пенькин, который находился тут же, на мостике. — Люблю я этот праздник. Солнечный всегда такой, радостный.
— Да, приближается Первомай, — откликнулся Бузин. — Нынче он будет особенно светел. Не за горами день нашей победы над фашизмом. Война-то к концу подходит. Вот уж праздник будет, когда отгремят последние пушки!
Бузин внимательно осмотрел горизонт и, помолчав немного, заметил:
— Хорошая в этом году весна. Но очень уж долго тянутся сумерки. Самые неприятные для нас часы: всплывать опасно, а в перископ ничего не видно.
Да, в сумерки находиться на поверхности опасно. Мы ушли на глубину.