Подводники атакуют
Шрифт:
По переговорной трубе я поздравил экипаж с первым боевым успехом. Потоплено два фашистских корабля — транспорт и сторожевик. Особенную похвалу заслужили акустик Козловский и сигнальщик Гусаров за бдительное несение вахты, а также торпедный расчет первого отсека во главе с лейтенантом Бузиным.
Радость победы окрылила нас. Через два часа редколлегия выпустила боевой листок, в котором говорилось, что этот успех — наш подарок к 27-й годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота.
Вскоре в районе нашей позиции
Часто атаковали нас и самолеты противника.
В связи с этим мы решили временно уйти с нашей позиции в запасной район, предусмотренный в боевом приказе для такого случая.
С наступлением темноты всплыли на поверхность. Небо сверкало звездами, светила луна. Но море было не совсем спокойное — дул ветер.
За кормой тянется светящийся от медуз пенистый след. Идем зигзагом. Так труднее нас атаковать фашистским подводным лодкам.
В рубке на связи ходового мостика с центральным постом по расписанию стоял фельдшер — высокий, плотный, несколько медлительный человек. Когда его назначили служить на подводную лодку, он вначале никак не мог привыкнуть к стремительным темпам при погружении.
Как только раздавалась команда «Срочное погружение», все моряки, находившиеся в этот момент наверху, бросались к единственному открытому рубочному люку и прыгали в лодку. В таких случаях фельдшер обычно задерживал всех, с трудом протискиваясь в люк. А ведь от быстроты действий каждого отдельного человека часто зависела жизнь всего экипажа.
И вот той ночью радист ясно услышал в эфире где-то неподалеку работу вражеской радиостанции. Он попросил фельдшера сообщить об этом на мостик. Едва тот поднялся наверх, как вахтенные обнаружили неприятельский сторожевик, шедший полным ходом на лодку.
Объявили срочное погружение. Первым в люк бросился фельдшер и, как обычно, застрял в нем. За ним кинулись два сигнальщика и вахтенный офицер и с силой протолкнули фельдшера вниз. В такой обстановке не до вежливости. Падая, он зацепился капковым бушлатом за какой-то выступ. И тут же вновь почувствовал на своих плечах твердые подошвы. В конце концов фельдшер упал на железный настил центрального поста. С того раза он проскакивал через рубочный люк как молния.
А между тем вражеский сторожевик приближался. Через некоторое время он сбросил серию глубинных бомб. Они взорвались за кормой. Враг начал бомбить лодку точно по курсу, на котором ее обнаружил, но не заметил, когда мы внезапно отвернули, и взрывы стали удаляться, а затем прекратились вовсе.
На запасной позиции мы находились несколько дней.
Однажды в районе Штольпе — Банк обнаружили тяжелогруженый транспорт. Несмотря на мелководье, пошли в атаку. Но слишком большой курсовой угол не позволил лодке выйти в точку залпа. Не атаковали мы и сторожевые корабли противника, сберегая торпеды для груженых транспортов, представляющих гораздо большую ценность.
Наступил март. Близилась весна, но штормовая погода продолжала удерживаться. Мы по-прежнему вели поиск вражеских судов.
Как-то в полдень, когда в отсеках загремела посуда и кок Лихобаба начал раздавать обед, гидроакустик Козловский попросил вахтенного офицера передать команду о соблюдении тишины. Через некоторое время он доложил:
— Около девяноста градусов с правого борта шум винтов! Разобраться пока трудно, но, кажется, идет транспорт: слышны и еще какие-то посторонние шумы.
Разумеется, обед в сторону. По сигналу тревоги матросы и офицеры моментально разбежались по своим боевым постам.
Увеличив ход, К-52 всплыла на перископную глубину, но ее тут же подхватила волна и стала выбрасывать на поверхность. Лодка снова погрузилась.
Что же делать? Всплывать нельзя: наверху день, нас сразу же обнаружат и корабли охранения, и авиация противника. Удерживаться на перископной глубине не позволяет шторм. И тогда решили мы атаковать транспорт из подводного положения, по гидроакустическим данным.
— Приготовиться к торпедной атаке.
Нам удалось определить направление и дистанцию до противника. Акустик докладывал пеленги через каждую минуту.
Элементы атаки рассчитывали сразу трое: помощник командира, дивизионный штурман и штурман лодки. Я проверял их расчеты.
Все с нетерпением ждали момента залпа. Дистанция до транспорта, по нашим расчетам, была мала, и мы очень опасались, как бы не проскочить лишнего. В этом случае лодка могла оказаться под кораблями охранения, и тогда атака сорвалась бы.
А тут еще так некстати старшина Козловский доложил, что слышит работу винтов неприятельской подводной лодки, которая выслеживает нас. Мне сразу вспомнился случай со Щ-303, когда мы вынуждены были, атакуя транспорт, сами уклоняться от атаки вражеской лодки. Неужели история повторяется?
Наконец вражеский транспорт пришел на залповый пеленг.
— Аппараты, пли!
Лодка вздрогнула всем корпусом. Три торпеды пошли к цели. И теперь мы замерли в ожидании — последует ли взрыв? При этом каждый, кто определял элементы атаки, мысленно проверял свои расчеты. Ведь это была наша первая гидроакустическая атака.
Волнуясь, смотрели на часы. Прошло около минуты. Неужели промах?
И вдруг лодку сильно встряхнуло, послышался глухой взрыв. Акустик также доложил о взрыве.