Подводники атакуют
Шрифт:
Через час снова началась атака глубинными бомбами, но теперь уже совсем далеко. В команде шутят: «Фашисты для начальства бомбят». Но вопрос боцмана кладет конец зубоскальству.
— Почему вы думаете, что это нас преследуют? А может, это Гладкова бомбят?
Несколько часов спустя слова Дорофеева подтвердились. Мы перехватили донесение Гладкова: «Атаковал крупный транспорт, слышал взрыв своих торпед». По времени атаки выходило, что бомбили именно его лодку.
Фашистский конвой североморцы разбили, что называется, в щепки. После подводников противника
Никогда до этого гитлеровские конвои не терпели здесь такого полного разгрома разнородными силами флота, как в этот памятный день 15 июля 1944 года.
Погода установилась нелетная, и до конца срока пребывания в море мы действовали самостоятельно. Не раз ходили к берегу, но противника не обнаружили. Не встретили его и другие лодки. Видимо, гитлеровцы, обескураженные потерей целого конвоя, решали, как дальше осуществлять перевозки. А пока они приняли меры против нашего пребывания здесь. В районе зарядки мы трижды замечали перископ неизвестной подводной лодки, а сегодня уклонились от выпущенных ею торпед.
С сознанием исполненного долга, довольные собой, возвратились в базу. Здесь нас ждала теплая встреча, с оркестром и двумя традиционными поросятами.
Офицеры, старшины и матросы лодки вновь удостоены государственных наград. Многие получили недавно учрежденные медали в честь выдающихся флотоводцев Ушакова и Нахимова.
Еще два
Отправляясь в очередной боевой поход, мы не могли знать, что он будет проходить накануне большого наступления Красной Армии на Севере. Только потом нам стало ясно, что в данных условиях делалась еще более важной поставленная нам обычная задача: совместно с авиацией искать и топить корабли противника у северных берегов Норвегии.
Поздняя осень. Солнце лишь на короткое время показывается над горизонтом. Скоро оно совсем скроется, и наступит долгая полярная ночь. Уже сейчас можно, не отходя от неприятельского берега, заряжать ночью аккумуляторные батареи. Это позволяет дольше находиться на путях движения конвоев, повышает вероятность встречи с ними при самостоятельном поиске. Но сама атака затрудняется.
Очень долго тянутся вечерние и утренние сумерки — томительное время для подводников. Всплывать нельзя, а в перископ уже почти ничего не видно.
Именно в такое время ходовую вахту принял старший лейтенант Евгений Хрусталев. Подвсплыв для очередного осмотра горизонта, он различил сперва лишь нечеткие очертания берега. Только мыс Нордкин ясно выделяется на фоне неба. Но тут из рубки гидроакустика поступил доклад о слабых, неясных шумах. Еще раз внимательно осмотревшись, Хрусталев заметил едва уловимые, расплывчатые и неясные силуэты каких-то кораблей.
Старший лейтенант немедленно подал нужные команды на руль и в шестой отсек — электрикам и начал маневрирование для атаки.
Поднявшись в боевую рубку, я остался доволен действиями своего помощника. Решительным маневром он сэкономил мне не меньше минуты, а минута в таких случаях часто решает исход дела.
Почти во всех прошлых атаках мы стреляли с коротких дистанций — наверняка. По-иному сложилась обстановка сейчас. Цель едва различима. Расстояние до нее, по-видимому, велико. Сближаемся полным ходом. Вот цель подходит к углу упреждения. Только перед самым залпом удалось разглядеть, что это транспорт. Он как раз вышел в светлую часть горизонта. Акустик докладывает о шумах еще нескольких кораблей, но их в перископ не видно.
Нос тяжело груженного судна подошел на крест нитей. Командую:
— Пли!
Торпеды устремились к борту цели. Волнуюсь, дойдут ли. Дистанцию так и не удалось точно определить. Проходит минута, вторая. Транспорт продолжает идти. Рядом со мной у перископа застыли в ожидании дивизионный штурман Иванов и Хрусталев. Молчание. Только Круглов из своей рубки докладывает об изменении пеленга на шумы винтов.
Не отрываясь, слежу за упрямым транспортом. Думаю одно: «Ну, тони же, тони, уже время». Чувствую, что и все в центральном посту волнуются и внимательно вслушиваются. Тишина такая, что можно бы услышать полет мухи.
Неестественно громким кажется доклад акустика:
— Слышу взрыв торпеды! Второй!
Для меня этот доклад уже лишний. Вижу, как в районе второго трюма транспорта поднимается столб желто-черного дыма. Даю посмотреть в перископ Иванову, Хрусталеву и старшине 1-й статьи Игнатьеву. Они наблюдают взрыв второй торпеды.
К сожалению, повторить атаку кормовыми аппаратами не удалось — началось сбрасывание глубинных бомб. Уходим на глубину. Нас преследуют два миноносца и сторожевик. Сбросили несколько десятков бомб. Одна серия накрыла нас очень точно. Полопались электролампочки, а главное — вышла из строя гидроакустика. Мы стали «глухими».
Оторваться от преследования удалось только через три часа.
Знаем, что невдалеке находятся другие наши лодки. Пользуясь темнотой, выходят на ночной поиск и наши торпедные катера. Всплыв, немедленно донесли по радио о встрече с противником, и были очень рады, когда на следующий день узнали, что по нашему донесению торпедные катера под командованием капитана 2 ранга Владимира Алексеева вышли в этот район, нашли и потопили два фашистских корабля. По этому поводу старшина Боженко заметил:
— Гуртом и батька добре бить.
Рассвет снова застал нас у вражеского побережья. Поврежденную при атаке нас глубинными бомбами акустику ввести в строй не удалось. Приходится все чаще всплывать под перископ.
Во время одного из таких всплытий вахтенный офицер, заметив в фьорде два корабля и начав атаку, вызвал меня в рубку. Это были тральщики, которые, судя по маневрированию, занимаются поиском подводной лодки.
Пока один, застопорив машину и развернувшись носом в море, выслушивает горизонт, второй проходит вдоль берега 25–30 кабельтовых. Затем они меняются ролями, обеспечивая таким образом друг друга. Тральщики медленно приближаются к выходу из фьорда.