Подводники атакуют
Шрифт:
Да еще эта неожиданно свалившаяся на нас беда. Кто сегодня спит на корабле! Нам снова не повезло: лопнула крышка цилиндра правого дизеля, и мы вынуждены лечь на грунт, чтобы сменить ее. После атаки бомбами, которой подверглась наша лодка, многие механизмы полетели. Что делать? Мы бьем фашистов. Они пытаются утопить нас. На войне, как на войне.
Я решил провести ремонт у острова Борнхольм и положил подводную лодку на грунт западнее маяка Рене — на меридиане Берлина. Вот куда занесла нас военная судьба.
К юго-западу от Борнхольма находятся Мекленбургская, Любекская
Л-3 — в центре района, прилегающего к военно-морским базам и центрам судостроительной промышленности Германии. Немецко-фашистское командование создало здесь полигоны боевой подготовки военно-морского флота, сосредоточило немалые силы противолодочной обороны.
Непрерывное движение судов слышится через корпус подводной лодки и без акустической аппаратуры. Но наше место — в стороне от главных фарватеров, лежим в укромной бухте за мысом.
Чтобы сменить крышку цилиндра, надо затратить 15–16 часов.
После погружения не прошло еще часа. От пышущих жаром дизелей температура в отсеке поднялась до 40 градусов, а к крышке цилиндра, с которой надо работать, вовсе не прикоснешься. Люди в отсеке в одних трусах. Времени мало. Ждать нельзя. Все смотрят на командира боевой части Крастелева. Главстаршина мотористов Мочалин дает команду командиру отделения Елюшкину начать работу.
Теснота сковывает все движения. От жары в отсеке людей мучит жажда. Да еще все нужно делать очень тихо, не стучать: ведь мы недалеко от берега и нас могут обнаружить шумопеленгаторными станциями.
На мотористов Воробьева, Еременко и Дмитриенко легла самая трудоемкая и ответственная работа — они заменяют трехсоткилограммовую крышку цилиндра.
Мы с Зониным и Долматовым вошли в отсек, когда Крастелев с Мочалиным обсуждали варианты подъема крышки. Для того чтобы отвернуть анкерные болты, необходимо усилие четырех-пяти человек. Соблюдая осторожность, без стука переставляя огромный ключ с одного болта на другой, нечеловеческим усилием пять моряков постепенно освобождают крышку. Рассчитана каждая секунда.
Боцман Настюхин с командиром отделения рулевых Волынкиным по всем правилам морской практики заводят стальные тросы. Все готово для подъема. Николай Воробьев выбирает слабину на талях, на какую-то долю секунды он своей тяжестью в 80 килограммов виснет на цепи. Чугунная глыба медленно отделяется от цилиндра, поднимаясь на талях кверху, а затем ее осторожно опускают на стальную палубу между дизелями.
Все в отсеке обливаются потом.
— Пожалуй, людям можно отдохнуть. Малый перекур, — обращается Долматов к Михаилу Андронниковичу.
— Курить будем, когда всплывем, а вот попить людям надо, — говорит инженер-механик.
— Служба подводная... — вздыхает Зонин.
— На войне везде тяжело, — говорит боцман.
Спокойный харьковчанин старший матрос Филипп Еременко спрашивает Зонина:
— Почему, товарищ писатель, завод допускает такой брак?
— Если вы, Александр Ильич, не возражаете, — сказал Долматов, — я отвечу на этот вопрос.
Он подошел к Еременко, взял из его рук пустую кружку, не спеша налил из чайника холодной, разбавленной клюквенным экстрактом воды, сделал несколько глотков, погладил свои рыжие усы и начал объяснять, почему лопнула крышка цилиндра.
— Виновата в этом прежде всего обстановка похода, а не завод. Резкая остановка дизеля с полного режима на герметически закрытое положение при высокой температуре образует термический удар, который очень опасен для чугуна в ослабленных местах.
— Лопаются, друже, — объясняет боцман Настюхин, до этого молча разбиравший стропы, — потому что завод испытывает дизели в лаборатории. Там тихо, мирно, на голову не капает, все ходят в белых халатах, как в больнице, а девушки даже с маникюром.
Беседа неожиданно прервалась. Почти у самой лодки какой-то корабль стал на якорь. Слышно даже, как травится якорь-цепь, затем на корабле заработала какая-то помпа.
Дмитрий Жеведь, до этого отдыхавший, немедленно открыл акустическую вахту и сразу доложил:
— Вокруг нас скопилось более пятнадцати кораблей: судя по характеру работы винтов, несколько миноносцев, сторожевиков и тральщиков. Становятся на якорь...
Принимаем все меры предосторожности. Останавливаем даже гирокомпас. Снимаем тяжелые ботинки: нужно до минимума свести всякие шумы. Но работу дизелистов не прекращаем: от них сейчас зависит все...
Через несколько часов мы вырвались из западни. Только почему — западни? Западня была районом наших боевых действий. Л-3 действовала на меридиане Берлина.
Надеяться на безопасность у датского берега не приходилось. Мы уже не раз убеждались, что фашистские военные корабли охраняют свои транспорты по всей Балтике: и в Ботническом заливе, и у территориальных вод Швеции.
Один из таких охраняемых транспортов мы обнаружили на камнях у маяка Богшер, куда он выбросился, спасаясь от атаки советской подводной лодки Щ-406. Приблизительные размеры транспорта мне сообщил в Кронштадте командир «щуки» Евгений Яковлевич Осипов. Когда мы вышли из Финского залива, то специально взяли курс к этому маяку, расположенному у входа в Ботнический залив. Решили заняться там боевой подготовкой — дать практику нашим молодым подводникам, пришедшим на лодку с Ораниенбаумского пятачка, старшим лейтенантам Луганскому и Шелободу. Надо было научить их обнаруживать в перископ цели, определять тоннаж судов, расстояние до них и курсовые углы. Короче, дать возможность каждому из них выйти в атаку по цели, хотя эта цель была неподвижна и не охранялась.
День ушел на учебу, а уже на следующие сутки Леонид Иванович Шелобод, успешно неся первую подводную вахту, обнаружил в перископ конвой из 14 фашистских транспортов под усиленной охраной миноносцев, катеров и самолетов. Вся эта армада двигалась на юг по мелководью, прижимаясь как можно ближе к берегу, где глубины делали невозможным торпедный удар. От атаки пришлось отказаться, и мы поспешили к району, где конвой все же должен был выйти на большие глубины вне территориальных вод Швеции.
Наше терпение было вознаграждено.