Подземка
Шрифт:
На костре готовилось какое-то варево, пахло оно так вкусно, что я решил закрыть глаза на некоторую невменяемость окружающих.
Увидев нас, гитарист отложил инструмент в сторону и с радушной улыбкой протянул ладонь для рукопожатия.
— Вы новенькие, с Двадцатки, — не то спросил, не то констатировал он.
Я кивнул.
Улыбка на лице исполнителя скучных песен стала ещё шире.
— Прошу вас к нашему костру, погреться и вкусить пищи телесной и духовной.
В данный момент первое меня интересовало гораздо больше второго, но на халяву и уксус сладкий. Ради набитого желудка я готов прослушать любую теософскую лекцию. Разного рода сект в подземке развелось больше чем крыс, к ним потихоньку привыкли, разве что станционные священники открыто выражали неудовольствие, но до серьёзного выяснения отношений доходило редко. Понятно, что сейчас нам будут парить мозги, однако столпившаяся возле костра аудитория ещё не догадывалась о том, что все их труды пропадут впустую. Если в мою башку что-то когда-то влезло, выбить это назад нет никакой возможности. Так что отец Варфоломей может оставаться спокойным за своего заблудшего барана.
После того, как музыка прекратилась, хиппи пришли в себя, завязали разговоры. Первым делом меня засыпали градом вопросов. Люди интересовались близкими, родными, друзьями, надеялись разыскать кого-нибудь из них на
Двадцатке. Кто выжил, кто погиб.
Чаще всего мои ответы сводились к короткой фразе «не знаю», но хиппарь с гитарой, которого звали Андреем, выяснил, что его двоюродная сестра обитает на Двадцатке, и очень обрадовался.
— При случае навещу, — сказал он. — Тебя привела к нам сама судьба, Александр.
После того, как меня выжали досуха, компания у костра перешла к вопросам не столько мирским, сколько метафизическим. Тон беседы по-прежнему задавал Андрей. Он был неглупым парнем, но порой его заносило в далёкие и туманные бредни.
— Как вы думаете, почему это всё произошло? — заговорил Андрей. — Я имею в виду войну, нашу жизнь под землей, все эти монстры на поверхности. Почему всё так сложилось?
Глаза его в этот момент зажглись нехорошим блеском.
— Спроси что полегче, парень, — попросил я. — И без того тошно.
— А разве вы никогда не задумывались на эту тему? Разве никогда не спрашивали себя? Неужели вам всё равно?
Я разозлился:
— К чему столько вопросов, Андрей? Я не раз и не два ломал голову, но разве кому-то в итоге стало легче? Что случилось, то случилось. Изменить что-то мы не в силах. Скажу больше: даже выводы на будущее нам не сделать. Боюсь, прошлый опыт уже никогда не будет применим. Мы вынуждены прозябать под землёй, жить по другим правилам, которые коренным образом отличаются от тех, что были раньше. Есть, конечно, десять заповедей, но нам приходится убивать, прелюбодействовать, сотворять себе кумиров, желать жену ближнего своего, предаваться огромному количеству смертных грехов. Мы медленно, но верно поджариваемся на раскалённой сковородке. Давай примем это к сведению, и не будем забивать башку всякой шелухой.
— Ты затронул тему греха, Александр. Молодец, — неожиданно похвалил Андрей. — Если не возражаешь, я продолжу её. Человек за всё время своего существования успел так изгадить планету, что она в наказание загнала его глубоко в своё чрево, превратила жизнь на поверхности в наказание. Воздалось по делам нашим! Думаешь у тех, кто нажимал красные кнопки на секретных чемоданчиках были какие-то весомые причины для начала войны? Думаешь, они не представляли, во что это может вылиться? Нет, они не были дураками, эти люди прекрасно знали, что могут превратить земной шарик в выжженную пустыню. Они знали и, тем не менее, устроили апокалипсис. Почему? Ответ один. Ими двигала некая сила, Провидение, если хочешь. Я, конечно, многое на себя беру, но рискну назвать эту силу некоей живой субстанцией, душой Земли, например.
— И вы проповедуете поклонение этой субстанции?
— Не совсем. Мы проповедуем поклонение всему живому. И особенно метро. Метро с большой буквы.
— Хочешь сказать, что наше метро живое? — невольно улыбнулся я.
— Да, — с упрямством фанатика кивнул Андрей. — Не смейся, Александр, не выставляй себя глупее, чем на самом деле. Метро живое. И более того: является отдельным, самостоятельным, а главное — рукотворным организмом. Оно помнит своего создателя, сохранило к нему тёплые чувства, только поэтому смогло приютить человека, когда наверху начался Армагеддон. На поверхности всё против нас: жуткие твари, вещества, вызывающие мутацию, отравленная почва и воздух. А здесь мы находимся в относительной безопасности. Метро словно зелёный оазис посреди раскаленной пустыни.
— И за что же нам такая честь?
— Не честь, Александр. Это благодарность Метро своим демиургам. То немногое что оно в состоянии сделать для нас. Более того, не удивлюсь, если сейчас дух Метро находится в жесточайшем конфликте со всей планетой, требующей нашего уничтожения. Метро пытается нас защитить. Берёт под своё крыло. Конечно, рано или поздно какая-то из сторон затянувшегося конфликта победит. Я не берусь ставить на победителя. Я лишь надеюсь на то, что Метро удастся замолить наши грехи, и Земля простит нас.
— Ваша теория не лишена привлекательности, но зачем вешать столько собак на человечество? Да, мне не ангелы, но в подавляющем большинстве вполне нормальные, я бы даже сказал милые особи. Мы любим друг друга, обожаем детей, способны на самопожертвование. Можем прийти близкому своему на помощь, совершаем бескорыстные поступки. Возможно, нам не повезло с теми, кто управляет, но почему этот ваш долбанный дух Земли вместо того, чтобы уничтожать всё человечество, не грохнул пару-тройку президентов? Глядишь, те, кто пришёл бы им на смену, выучили бы урок, знали бы как себя вести. Если этот дух и впрямь существует, он производит впечатление тупой и глупой скотины, кровожадного монстра. Я бы на вашем месте не стал бить такому уроду поклоны. А метро… Ну, если оно и впрямь за нас, я не премину сказать ему спасибо. Только я в этом сомневаюсь. Уж извините.
Андрей посмотрел на меня, как на врага родины:
— Вы святотатствуете, Александр.
— Разве? Я православный человек. Вполне себе верующий. Урона моим убеждениям я не нанёс.
— Вы пытаетесь нащупать или пробить брешь в нашей вере.
— Ни в коем разе. Как упрямый человек другому упрямому человеку говорю: уверен на сто процентов, любой спор оставит нас при своём. Предлагаю больше не развивать эту тему и заняться другими, более увлекательными вещами.
— На самом деле вы оба и правы, и нет, — вдруг вмешалась в разговор Лило.
Дотоле она молчала, у меня создалось впечатление, что наш спор ей малоинтересен.
— Интересно, — с чувством превосходства протянул Андрей. — Мысль разовьёте?
— Нет, — покачала головой девушка.
— То есть как это — нет? — удивился хиппи. В его голосе прозвучало неподдельное детское расстройство, вроде «нет, я так не играю». — Позвольте полюбопытствовать, а почему?
— Просто не хочу, — улыбнулась в ответ Лило. — Не обижайтесь. Вы ведь не обидитесь на девушку.
Андрей озадаченно замолчал.