Подземный мир и живая вода

Зубков Алексей Вячеславович

С другой стороны, сев за стол и преломив хлеб, голову рубить? Может, оно и по уму, но как-то не по совести.

— Ты душу выкупить не хочешь? — спросил Ласка.

— Это как? К Люциусу на поклон идти, будь он неладен?

— При тебе ведь черти говорили, что души не им самим в кошель складываются, а договор заключается при их посредничестве с самим дьяволом?

— Допустим. Дьявол меня тем более не примет. Что я могу ему предложить? Другие души? Да пошел он!

— Не только души, — Ласку озарило интересной идеей, — В Подземье

чертям хода нет, а диковины оттуда им бывают нужны. Пану Твардовскому из Кракова служит черт, а волшебное зеркало у пана из Подземья. Почему бы тому же Шарому или другому черту не рассчитаться твоим договором на душу за какую-нибудь колдовскую диковину? Разбойничьих душ, знаешь, в Аду полно, а диковины из Подземья — штучные.

— Снова черту за душу служить? Обманет же лукавый.

— Пойди к Нидерклаузицу. Он не обманет. У них есть счетная книга, в которой записаны обязательства дворян Подземья друг перед другом и перед прочими сущностями. И немцы эти обязательства умеют по кругу списывать. У Нидерклаузица на носу война за корону для Ядвиги, он как раз много верных людей потерял, а за тебя пан Кшиштоф слово замолвит. Хотел ватагу набрать кого не жалко, так набери для немца.

— Ик! Анджей даже немного протрезвел, — Где они? Догнать успею?

— Вчера утром выехали на Минск из Глубокого. Везут раненого, поедут медленно. Верхом одвуконь до Минска догонишь.

Утром Анджей сорвался за немцами. А к вечеру следующего дня вернулся Вольф. Оборотень увел стаю обратно к замку под Браславом и там присвоил все лавры за победу над местной нечистью и нечистью Подземья. Пришлось малость погрызться, но отбился и набрал большой авторитет среди остзейских вервольфов, Благодаря сердцам ведьм или сердцу принца Ахупора, он в обращенном виде стал сильнее, чем привык быть. Но исключительно в обращенном виде. В человеческой ипостаси так и выглядел лет на сорок, и старая одежда нигде не жала.

30. Глава. Дом, где тебя всегда ждут

— Поворотись-ка сын! Экий ты неловкий! Что это на тебе за мужицкий тулуп!

— Ну тебя, старый, — вступилась мама, — Смотри как вымахал-то на немецких харчах! Завидный жених! Невесту случаем не привез?

— Поистерлась моя епанча, да и невесту не привез, — смутился Ласка, — Но за чем ехал, я привез. Вы, поди, думали, не пора ли за упокой свечи ставить?

— Нет! — с улыбкой сказал Устин, — Летом письмо пришло от Федора Нижнего из неметчины.

— От кого?

— От Фредерика фон Нидерклаузица. Он, хитрая голова, как услышал, что я тут жив-здоров, написал императорскому посланнику в Москву. Тот кинул клич по московским немцам, и Отто Бауэр сказал, что Устина Умного хорошо знает. Посланник Отте письмо передал, а тот уже мне.

— Ох и ругался старый, — сказала мама, — Говорил, дескать, не дальше ляхов, а непутевого аж в Париж понесло. Оседлал коня, поскакал по московским полякам спрашивать, кто такой Люциус Чорторыльский. Ох и сердитый приехал. Поклялся, коли ты не вернешься, этого пана на воротах повесить.

— По осени второе письмо Отто передал, — сказал Петр, — Что ты аж в Крым ходил и вернулся не по кусочкам. Что император тебе службу дал на полста рублей. Федор просил не серчать, мол, не принято на неметчине императорам перечить.

— Я смотрю, ты не один, — сказал Павел, — Кто с братом к нам в гости из дальних стран пожаловал?

— Вольф Стопиус из Риги, аптекарский приказчик, — представил Ласка первого спутника.

Немец шагнул вперед.

— Здравствуй, друг Вольф, — сказал Устин.

— Докторов мы тут уважаем, — сказал Петр.

— Бенвенуто Белледонне, латинский богомаз и мастер женского портрета.

Итальянец, услышав свое имя, чинно поклонился.

— Здравствуй, друг Бенвенуто, — сказал Устин.

— Красавец писаный, не только за портреты тебя дамы жалуют, — добавила мама.

На плечо Ласке сел огромный ярко-красный попугай.

— Доминго, птица божья, — представил его Ласка, — Молитвы поет, чертей изгоняет.

— Здрравствуйте, люди добрррые! — попугай удивительно быстро осваивал языки.

— Ух ты, говорящая птица! — мама восхитилась как маленькая девочка, — А чем его кормить?

— С сопррроводительной документацией!

— Пан Богдан Забодай с женой Оксаной, — продолжил Ласка.

— Здоровеньки булы.

— Очень приятно.

— Приехал к великому князю в рейтары наняться.

— Нет у князя рейтар, — сказал Петр, — Давай к нам, мы на Москве дела делаем и вопросы решаем.

— Подумаем, — ответила за Богдана Оксана.

— Погоди-погоди, а что у вас за лошадь беременная без седла? — спросила мама, — И какая большая!

— Толстушка, племенная кобыла из конюшни короля Франциска. Подарок мне от Его Величества.

— Игогогого! Фыр! Фыр!

— Овса на нее не напасешься, — сказал Петр, но без жадности и по-доброму.

— Саблю-то пропил, али как? — пошутил Павел.

— Сломал, — потупился Ласка.

— А обломки? — спросил отец.

— Потерял.

— Мою возьмешь. Куда мне, слепому, булатная сабля.

— Ну-ка, батя, садись. Мы тебе сейчас глаза закапаем.

— Что за шутки!

— Никаких шуток.

Петр и Павел подхватили отца под локти и усадили на крыльцо. Ласка достал пузырек, а Вольф Стопиус достал стеклянную трубочку.

— Не моргай! — мама пальцами раздвинула батины веки, — Расшаперь глазища!

Вольф опустил трубочку в пузырек, зажал ее сверху пальцем и уронил по паре капель в каждый глаз. После этого все отошли и замерли, молча ожидая, пока Устин проморгается.

— Вижу, — удивленно сказал отец, — Вижу! Как в молодости не видел. Спасибо, сынок!

На радостях Устин устроил пир на весь мир. И автор там был, мед-пиво пил, по усам текло, да в рот не попало.