Подземный мир и живая вода
Шрифт:
— То есть, я могу тут флаг поставить?
— Ради Бога.
Твардовский достал ножик, отрезал кусок красной ткани от кушака, отрезал кусок белой ткани от рубашки, привязал их к рукояти ножа и воткнул нож в лунный грунт.
— Мне вот интересно, как мы спустимся обратно, — сказал Доминго.
— Никак, — ответил ему ангел, — Живите здесь, я вас уже в летопись записал.
Из-за Солнца еле видимой точкой вылетел Шарый. По-видимому, законы физики с точки зрения религиозно-мистического мировоззрения несколько отличались от законов материального мира.
— Не могу сдвинуть! Брось мне веревку!
Твардовский бросил другой конец веревки, привязанной к петуху.
Доминго ловко завязал узел вокруг линии и перелетел обратно.
— Три-четыре!
Втроем, колдун, попугай и петух, выстроившись как бурлаки, дернули веревку. Линия не сдвинулась. Шарый приближался.
— Еще раз! С Божьей помощью! — скомандовал Твардовский, — Три-четыре!
На этот раз ангел, скептически наблюдавший за окололунной возней, непроизвольно дернул ногой и ударил по оптической оси орбиты Шарого. Ось вспыхнула зеленым, а эллиптическая траектория — красным и сместилась, упершись в Луну. Бурлаки с веревкой упали навзничь.
Шарый влетел в Луну так, что она бумкнула, а на поверхности осталась вмятина с поднятыми краями и оплавленным грунтом, из которой черт выбрался, хромая на обе ноги.
Ангел снова взял ту же записную книжку, то же перо из крыла и что-то записал.
— Протокол? — кисло спросил Шарый.
— Пока докладная, — ответил ангел, — Вы что сделать-то хотели?
— Поправить траекторию кометы, чтобы она не врезалась в Землю в тысяча девятьсот десятом году, — ответил Твардовский.
— Она и не должна была, — удивленно сказал ангел, — До двухтысячного года точно, а дальше я не знаю.
— Как? Мы все верно посчитали! — Твардовский показал бумажку с финальными расчетами.
Ангел повернул бумажку к себе.
— Продолжительность года неверно, — сразу сказал он.
— Триста шестьдесят пять дней и шесть часов, — заявил Доминго.
— Год на десять минут короче, — назидательно сказал ангел и поднял вверх указательный палец, — За четыреста лет должно быть девяносто семь високосных, а не сто! У вас от Рождества Христова уже накопилась погрешность десять дней! Все праздники не в свое время. Грешники, одно слово.
— Может, надо сказать кому?
— Не нафо нифофу гофофить! — всполошился Шарый и выплюнул зуб на ладонь, — Гфефники это хофофо!
— Папе Римскому и без вас укажут, чтобы календарь исправил, — сказал ангел.
— Когда? — поинтересовался Твардовский.
— Скоро уже. Пусть сначала Коперника прочитают. Сидите, ждите, — ангел повернулся к Шарому, — Ты не знал, что у них ошибка?
— Да я не подумал проверить, — потупился черт, — Они же умные.
— Как говорят на грешной земле, за одного битого двух небитых дают. Ты в следующий раз проверишь, а другой нечистый не подумает, — сказал ангел, выдернул лист из записной книжки, скомкал и запулил на Солнце. Комок бумаги ярко вспыхнул и сгорел дотла.
— Что стоите, как жена Лота? Свободны. Ступайте и не грешите. Или хотите тут остаться? Имеете право.
Шарый взялся за веревку, Твардовский сел на петуха, а Доминго ему на плечо. Черт разбежался и прыгнул в сторону Земли. Над Краковом группа перешла в свободное падение, и обе птицы расправили крылья, чтобы не удариться об крышу со всей силы.
— С меня хватит, — сказал черт, едва коснувшись ногами крыши, и упал замертво.
— Что с ним? — спросил Доминго, — Я думал, они живучие.
— Я говорил. Ангелы работают на спиритус санктус, а черти на спиритус, — сказал Твардовский, — С утра жахнул стакан и готов к труду и обороне. Только я не подумал, что он вернется, и мы с тобой его бутылку допили.
Черта утащили вниз, положили на кровать и вытряхнули в него последние капли спиритуса из большой бутыли. Не помогло.
Утром Твардовский сходил в таверну и взял в кредит водки. Кредитная история у королевского астролога оказалась всему городу на зависть. Он последний раз брал что-то в кредит еще студентом, а потом щедро расплатился с долгами. Водку влили в черта. Не помогло.
— Нужна субстанция покрепче, — сказал Твардовский, — Но в Кракове для людей такого не гонят.
— Я знаю, у кого был перегонный аппарат, — сказал Доминго, — Может быть, наши друзья еще не уехали.
На постоялом дворе ответили, что владельцы аппарата ждут суда в Сенаторской башне. Приходил стражник, приносил денег за хранение вещей и содержание лошадей.
Твардовский сходил в башню за разрешением временно попользоваться аппаратом. Заодно пообещал походатайствовать перед королем о скорейшем освобождении. Потом пан астролог сходил в таверну и взял еще несколько бочонков водки в долг.
Доминго отлично знал теорию перегонки. Монахи любили поболтать на бытовые темы не меньше, чем на богословские. И этот аппарат уже собирали в Вене, а память у попугая была стопроцентная.
Для помощи с практикой наняли в городе подмастерье. Запустили аппарат и за ночь наполнили бутыль из-под спиритуса. Немного подегустировали. Сдобрили медом. Сдобрили перцем. Решили, что ну ее к черту эту астрологию, алхимия куда как более интересное занятие.
Твардовский откопал в залежах пыльного кухонного хлама воронку, и черта заправили топливом со всем шляхетским гостеприимством. Правда, не помогло. Шарый остался лежать как мертвый.
— Я так понимаю, что эти рогатые сущности отлично взаимозаменяемы, — сказал Доминго.
— Наверное, — пожал плечами Твардовский.
— Тогда давай нарисуем пентаграмму, вызовем старшего по званию и потребуем замену по гарантии.
— Какой гарантии?
— У тебя же договор.
— Да вы вконец охренели! Черт побери! — вскочил Шарый.
— Ты притворялся? — спросил Доминго.
— Да иди ты к черту! Я лежу, радуюсь жизни. Первый раз в жизни обо мне кто-то заботится, как о родном. И тут на тебе! По гарантии! Как серпом по яйцам!