Поджигатели (Книга 2)
Шрифт:
Неприятный запах исходил и от игрушек, сушившихся на нескольких полках, опоясавших огромную печь, занимавшую всю середину комнаты. Здесь был целый зоологический сад, вырезанный из дерева.
Куча фигурок, белевших свежеоструганным деревом, была свалена на полу у большого стола, вокруг которого сидела вся семья. Дети наравне со взрослыми клеили и раскрашивали. Когда вошла Рени, дети обступили снятый ею короб. Рени извлекла из него несколько пакетиков. Один из них - пачку печенья - она тут же вскрыла
Вскоре сели завтракать. На столе стояли две плошки. В одной был картофель, в другой - льняное масло. Каждый брал себе картофелину, макал ее в масло и, придерживая ломтиком хлеба, нес ко рту. Зинн достал из своего мешка и положил на стол банку консервов и несколько булочек. Дети жадно уставились на консервы, но мать Рени сказала:
– Это оставим на поминки.
– Мы тоже пойдем хоронить?
– спросил Цихауэр у Рени.
– Иначе вам не пройти к кладбищу, - тихо ответила она.
– Нам туда непременно нужно?
– Там - граница...
Рени пересела в угол комнаты, где стояла детская кроватка. Цихауэр заглянул через плечо Рени и увидел мальчика лет шести. Его заострившееся личико было очень бледно, тонкие прозрачные ручки лежали поверх одеяла.
– Ваш братишка?
– спросил Цихауэр.
– Нет, сын.
– А я думал...
– Я вдова, - просто сказала Рени.
Зинн опустился на табурет возле кроватки и посмотрел на больного ребенка.
– У вас нет никакого музыкального инструмента?
Рени сняла с печки игрушечную гармонику. Она была еще сырая от свежих красок. Зинн растянул мехи. Инструмент издавал хриплые, неверные звуки. Пальцы Зинна побежали по ладам, и он запел:
Спи, сынок, молчи, дружок.
В папу вовсе не стреляли,
Дяди только попугали,
Папа вышел на лужок
Спи, сынок, молчи, дружок.
Цихауэр видел, как напрягаются черты лица Рени, словно она силилась удержать слезы, а голос певца, всегда звучавший сталью, становился все мягче:
Ничего здесь не случилось,
Это все тебе приснилось.
Спи, сынок, молчи, дружок.
Я молчу - молчи и ты.
Слышишь, вновь трубят горнисты?
Если правду скажешь ты,
И тебя убьют фашисты.
Зинн опустил гармонику и без аккомпанемента тихонько повторил:
Спи, сынок, молчи, дружок.
Рени опустила голову на руки, ее плечи слегка вздрагивали.
– Я пойду на воздух, - сказал Цихауэр.
Рени взяла с постели две подушки и повела друзей в коровник.
– В сарае для соломы было бы лучше, но он занят, - сказала она и отворила дверь сарая, чтобы набрать для них соломы. Они увидели стоявший там гроб.
Скоро Рени разбудила их и попросила помочь
На скамье вокруг печи, под рядами пестрых игрушек, сидела вся семья и соседи. Только вдова стояла у стола, молча, с каменным лицом уставившись на покойника.
Пастор читал молитву.
Дверь широко распахнулась, и на пороге появился здоровенный детина. На нем была форменная фуражка с кокардой. Это был правительственный инспектор. Из-за его спины выглядывал стражник сельской полиции.
– Хайль Гитлер!
Пастор захлопнул молитвенник и, не ответив, отошел в сторону.
– Я еще не давал разрешения на погребение, - сердито сказал инспектор матери Рени.
– Где свидетельство о том, что рот покойника осмотрен, что в нем нет золота?
Вдова дрожащими руками рылась в ящике того же стола, на котором стоял гроб. Инспектор откинул простыню, закрывавшую покойника до подбородка, и осмотрел его пальцы.
– А обручальное кольцо?
Вдова покорно протянула инспектору тоненький золотой обруч.
Он поставил в углу свидетельства печать и весело сказал:
– Можете ехать!
Прежде чем уйти, он окинул взглядом комнату и остановил его в углу за печкой, где стояла кроватка больного мальчика. Проследив за его взглядом, Цихауэр увидел лежащий перед кроваткой самодельный коврик из разноцветных лоскутков. В середине лоскутки образовали яркую красную звездочку.
Инспектор медленно подошел к коврику, подкинул его носком сапога и обвел взглядом молча сидевших крестьян.
Все угрюмо потупились.
– Возьми!
– приказал инспектор стражнику и сказал пастору: - Теперь можете молиться. А с тобой, - он обернулся к Рени, - мы еще встретимся.
– Послушайте!..
– проговорил Цихауэр, но прежде чем он успел продолжить, Зинн схватил его за руку.
Инспектор и стражник ушли, громко хлопнув дверью. Зинн чувствовал, как дрожит локоть Цихауэра.
– Выйдем-ка, - сказал он.
Деревня была уже окутана густыми сумерками. Зажигались огни. Было очень тихо. Они стояли и молча курили. За их спинами неслышно выросла фигурка Рени.
– В Верхнем Визентале вас уже ждут.
Она еще постояла в нерешительности и пошла к дому.
– Через десять минут вынос, - не оборачиваясь, сказала она с порога дома.
Гроб несли на плечах вдоль деревенской улицы. Из домов выходили жители. Завидев процессию, они наскоро сбрасывали фартуки, облепленные стружкой, и присоединялись к хору крестьян. Некоторые выходили с фонарями и занимали места по сторонам процессии. Вскоре она была окружена цепочкой огней.