Поджигатели (Книга 2)

Шпанов Николай Николаевич

Будь то испанец, француз или фламандец, старый или новый, - трубка длиною в метр - и солидная сумма устойчивой валюты в кармане!

Оставалось только использовать дни до отъезда в Чехословакию, чтобы пополнить коллекцию. Момент был удачным. У ван Димена, говорят, появились полотна, каких торговцы картинами не показывали уже много лет.

Винер пометил в книжечке, что необходимо посетить галлерею Хальберштока. Не забыть бы заехать и в аукционный зал Лепке. Там тоже стало появляться кое-что заслуживающее внимания. Вообще

жизнь стала занятной: одни спешили обратить свои картины в деньги, а он, Винер, готов менять их на картины.

– Спроси мать, не хочет ли она поехать со мной в галлерею?
– сказал он Асте, сидевшей напротив него за утренним завтраком.

Аста поднялась, лениво потягиваясь:

– Опять принять участие в какой-нибудь комбинации?

– Аста! Откуда это?

– Общество чистокровных наци дурно влияет на мои манеры, но зато не может испортить политической репутации.

– Ты ходишь над пропастью, детка!

– Падение в пропасть мне не грозит. Я брожу по ее дну.

– Аста!
– закричал Винер.

– Так обстоит дело, папа.
– Аста пожала плечами и не спеша закурила.

– Труда! Ты слышишь, что она говорит?
– Винер выбежал из комнаты.
– Что она говорит!..

Он вернулся в столовую, сопровождаемый испуганной фрау Гертрудой.

– Аста, Аста!.. Да куда же ты девалась?

– Фройлейн Аста пошла к себе и просила ее не беспокоить, - сказала горничная.

– Это сумасшедший дом!
– воскликнул Винер.

Он пронесся мимо горничной, выхватил у лакея шляпу и трость и уехал.

По мере того как машина катилась по освещенным солнцем улицам, спокойствие возвращалось к Винеру. Аста распустилась, но в Чехии он ей покажет!..

С приближением к Курфюрстендамм Винеру бросилось в глаза оживление на улицах. Люди штурмовали киоски газетчиков и тут же нетерпеливо разворачивали листы полуденных выпусков.

Винер приказал шоферу купить газету.

С первых страниц на него глянули ошеломляющие заголовки. В Мюнхене погромы. Банды штурмовиков разгромили еврейские магазины. За магазинами пришла очередь квартир. Власти издали приказ: всем евреям в недельный срок покинуть Баварию.

Кто же поверит, будто у германской полиции нехватило силы справиться с бандой погромщиков? Она заодно с ними! Официальная версия о том, будто погромы являются результатом возмущения, вызванного убийством евреем Грюншпаном дипломата Рата, - выдумка, к тому же не слишком удачная. Мюнхен только начало. Может быть, завтра то же самое произойдет здесь, в сердце Германии? Нельзя упускать такой момент! Сегодня богатые евреи будут продавать ценности, которые нельзя спрятать от погромщиков; завтра пойдут в ход портфели акций - вот где начнется главное, вот что имел в виду Шверер, предупреждая его о конъюнктуре! Винеру предстоит поработать за них обоих.

Винер приказал ехать к Хальберштоку. Если правда,

что фактическим владельцем галлереи является Блюмштейн, скромно именующий себя управляющим, то нюху этого господина надо отдать должное. Он во-время сообразил, что еврею нужно избавиться от сокровищ.

Здороваясь с Винером, управляющий галлереей Блюмштейн старался казаться спокойным, но Винер сразу почуял, что сегодняшние новости потрясли его.

– Мне удалось получить сокровище, которое вы увидите первым, - сказал Блюмштейн и повел Винера в одну из боковых комнат. У дверей сидел служитель. Широкое окно было забрано решеткой.

– Ого, святая святых!
– воскликнул Винер.
– Давненько мы сюда не заглядывали!

– Не часто случается получить вещь, стоящую того, чтобы держать ее здесь.
– Управляющий знаком велел дать свет.

Пока поднимали шторы, Винер успел разглядеть, что два небольших полотна висят на противоположных стенах комнаты. В середине комнаты возвышалась скульптура, накрытая чехлом.

Когда ровный, мягкий свет проник сквозь матовые стекла большого окна, Блюмштейн сам стал снимать покрывало со скульптуры с такой осторожностью, будто под холстом скрывались хрусталь и воск.

– Сальватор Кармона, - благоговейно прошептал Блюмштейн.

– Где вы это взяли?
– так же тихо спросил Винер.

– Поручение одного испанского гранда...

Уже не благоговейным шопотом, а в полный голос Винер небрежно сказал:

– Это меня не интересует! Скульптуры я не покупаю.

– Ей место в Национальной галлерее!

– Пусть ее туда и берут!
– В голосе Винера послышалась насмешка. Он хорошо знал, что на предметы искусства у Третьей империи нет ни пфеннига. Ей не до скульптуры, будь то хотя бы Пракситель.

– Покажите, - Винер без стеснения ткнул шляпой в завешенные картины.

– Зулоага и ранний Пикассо.

Винер мельком взглянул на Пикассо и отвернулся. Он слишком давно охотился за этим мастером, чтобы выдать свой интерес. "Сценка из крестьянской жизни" Зулоаги вознаградила его за необходимость не смотреть в сторону Пикассо. Это он понимал: какая сила красок! А лица! Каждое - целая биография. Да такое полотно заинтересовало бы его, даже если бы это не был Игнасиа Зулоага. А Зулоага тем более: это валюта.

Винер знал, что сегодняшние известия из Мюнхена заставят Блюмштейна поспешить с распродажей. Когда управляющий назвал цену, Винер рассмеялся ему в лицо.

– А вчера вы сколько хотели?

– Клянусь вам!
– воскликнул Блюмштейн.

– Придется уступить. Серьезно уступить, господин управляющий. В Мюнхене уже громят!

Управляющий ничего не ответил.

Когда шофер уже собирался захлопнуть за Винером дверцу автомобиля, из подъезда выбежал швейцар.

– Господина советника просят в контору к телефону.