Поедательницы пирожных

Куликова Галина Михайловна

— Марьянов, — вдруг грустно сказала Нателла, — ничегошеньки ты не понимаешь, хоть и умный мужик.

Умный Марьянов только сейчас сообразил, к чему она клонит. Сообразил и мысленно чертыхнулся.

— Что же я должен понять? — тем не менее спросил он нейтральным тоном.

— Вот выпьем, и я тебе расскажу подробно. Ну, если не хочешь, не пей, а для меня вино открой, которое ты привез. И фрукты с пирожными поставь на стол, зря я их, что ли, заказывала. Короче, я остаюсь здесь ночевать. А ты — как хочешь.

Марьянов молча

открыл вино, вытряхнул на тарелки привезенные деликатесы и сел. Он порядком устал от всей этой суеты, к тому же был голоден. Нателлу, конечно, надо отсюда вывозить, а то она спьяну еще пожар устроит. И, в конце концов, нужно дозвониться Лене. Хоть бы она сама перезвонила, что ли. Они ведь так ни до чего и не договорились. Родион вытянул ноги и начал набирать ее номер. Абонент по-прежнему был недоступен. Издевательство какое-то.

— Если бы ты знал, как мне все надоело, — говорила между тем Нателла, налегая на вино. — Так хочется уехать на Сейшелы или Мальдивы — хотя бы на полгода. Нет, лучше на год. А то здесь проблемы, проблемы, проблемы. Скучно! Мой Вацлав… Ты помнишь его?

— Нет. Помню Франческо, Мигеля, Гафура. Даже, прости господи, Педро и Хулио.

— Так это когда было!

Нателла отличалась необъяснимой тягой к мужчинам-иностранцам, что являлось причиной многочисленных конфликтов с родителями, не одобрявшими эту доченькину страсть.

— Прости, я в твоих мужиках путаюсь, как в египетских фараонах — Рамзес, Тутанхамон, Эхнатон, Хеопс, Джосер. Кто, когда и сколько правил страной — не упомнишь.

— Марьянов, ты такой умный! — восхитилась Нателла. — Хотя и зануда. Вот, допустим, ты совсем не в моем вкусе…

— Конечно, я ведь не Родриго, а всего лишь Родион. Но давай оставим меня в покое. Ты что-то про Вацлава начала рассказывать.

— Кто это?

— Не знаю.

— И я не знаю. Отстань! Мне так тошно здесь, что хочется…

— На Мальдивы.

— Застрелиться хочется! Надоели Мальдивы, там тоска и кругом песок. Все надоело. Тут еще Нона твоя…

— Замечу — и твоя тоже. Ты ведь помнишь родную сестру?

— Конечно, помню. Зачем она меня сюда притащила?

— Ей было плохо.

— А я ей что — Шойгу, что ли? У меня тоже личные проблемы, причем много. Я такая несчастная! Мне все надоели. Марьянов, ты умный, скажи, что делать?

— Поехать домой и лечь спать. Завтра утром ты всех снова полюбишь.

— Я не хочу всех. Хочу одного!

— Люби одного. Вацлав будет на седьмом небе.

— Вацлав оказался этим, ну… Ну, в общем, ты понял. А мне нужен настоящий мужчина — веселый, сильный, щедрый. Пусть он даже будет похож на тебя, только не такой зануда.

— Благодарю покорно. Ты знаешь хоть еще одно слово, чтобы заклеймить меня, кроме зануды?

— Знаю! Фантастическая зануда!

— Тогда уж — фантастический. Я же мужского рода, не то что твой Вацлав.

— Марьянов, не умничай. Тебе надо женщину нормальную найти, и все будет в порядке,

ты перестанешь быть занудой.

Родион понял, что если он и дальше будет поддерживать разговор, то Нателла не угомонится никогда, и решил промолчать. Но его собеседница, кажется, даже не обратила на это внимания.

— Нор-маль-ную! А не такую, как твоя жена. Истерики устраивает, скандалы. Отличная вы пара — истеричка и зануда.

Тут Нателла громко расхохоталась и смеялась так долго, что Родион испугался, как бы истерика не приключилась уже и с младшей сестрой. Отсмеявшись, Нателла сделалась очень серьезной. Минуты две вдумчиво рассматривала бутылку с остатками вина, затем перелила ее содержимое в свой бокал. Сделав большой глоток, она неожиданно швырнула бокал за спину, а звон разбившегося стекла сопроводила громким воплем: «На счастье!» Затем, как ни в чем не бывало, продолжила прерванный монолог:

— Любви ей не хватает! Плохо, значит, ты ее любишь. А ее сколько ни люби, ей все мало. Зато сама она вообще никого не любит. Родителей, меня, тебя, красавчик. Тебя — особенно. И знаешь почему?

Она выжидательно посмотрела на Марьянова.

— Почему? — вяло поинтересовался Родион, которому стали надоедать эти пьяные откровения.

— Ты мешаешь ей жить, как она привыкла. А привыкла Нонка к такому, что тебе даже не снилось. Вот она и страдает. Вернее, стремится вернуть утраченное. У нее, если хочешь знать, не все в прошлом. У Ноны и сейчас есть кое-кто…

Тут Нателла внезапно замолчала, наверное, ожидая какой-то реакции на это провокационное заявление, и уставилась на Марьянова мутным многообещающим взглядом. Но тот решил выдержать паузу, поэтому промолчал и с безразличным видом уставился в окно.

— Тебе совсем неинтересно?! — воскликнула Нателла, видимо, уязвленная столь демонстративным пренебрежением Родиона к жизни собственной супруги.

— Нет, мне дико интересно. — Он посмотрел на нее с усмешкой. — Когда еще случится столь откровенный разговор.

— Марьянов, — неожиданно понизила голос Нателла и наклонилась в его сторону, упершись тугой грудью в стол. — Марьянов, не смотри на меня своим демоническим взглядом, не то плохо будет.

Родион сделал круглые глаза.

— Чего? — спросил он. Поискал в себе чувство юмора, но оно куда-то спряталось и не откликалось на зов.

— Когда ты смотришь на меня вот так, с вожделением, во мне все загорается!

С этими словами Нателла медленно поднялась и походкой пумы направилась в обход стола. Правда, пума была явно навеселе и растеряла половину своей грации.

— Куда это ты идешь? — с опаской спросил Родион и вместе со стулом отодвинулся подальше.

— К тебе, милый! — ответила она низким голосом.

— Я не твой милый, — на всякий случай напомнил он и вскочил с места.

— Ты ужасно честный! — воскликнула Нателла голосом Карабаса-Барабаса. — И ты мне та-а-ак нравишься!