Поединок. Выпуск 10
Шрифт:
— Это хорошо. Жаловаться плохо. А родители ваши, как я понимаю, не скоро вернутся?
— Еще не меньше года.
— Как им там? — спросил Фартусов, показывая большим пальцем за спину. — А то нынче международное, положение, как говорится, оставляет желать лучшего…
— Тоже не жалуются.
— Гостинцы шлют?
— Шлют. Хотите посмотреть?
— Нет, я их на вас видел, на Иване… Ничего вещички. Джинсики, красавки…
— Кроссовки! — поправил Ванька из-за двери.
— Простоват, — Фартусов развел руками, помолчал, поправил усы, перебросил ногу
— Свалились, — вздохнула Валентина. — Простите, я тороплюсь. Если у вас все, то… Может быть, в следующий раз мы побеседуем более подробно?
— С удовольствием приду, было бы преступно с моей стороны не воспользоваться приглашением, — улыбнулся Фартусов. — Но сейчас, собственно, я хочу поговорить с вашим братом, Иваном. Если не возражаете.
— Что вы! Буду только рада! — несколько ревниво воскликнула Валентина. — Он что-то натворил?
— Как знать…
— Ванька! — крикнула Валентина. — Стань передо мной, как лист перед травой!
Ванька вышел из комнаты и остановился у двери, как у надежного убежища, куда можно шмыгнуть при первых признаках опасности.
— Подождите, Валентина, — остановил девушку Фартусов. — Вполне возможно, что он ничего не натворил, верно, Иван? И даже не собирается, верно?
Ванька молчал, глядя на инспектора со скорбной покорностью.
— Что же вы тогда наговариваете? — Валентина возмущенно повернулась к Фартусову.
— А я ничего… Зашел вот побеседовать.
— Это входит в ваши обязанности?
— Валентина, у меня сто четыре обязанности. Сто четыре!
— А мне казалось, что у вас одна обязанность… Чтобы на участке порядок был, вот и все.
— Совершенно верно. Но чтобы этот порядок поддерживать, мне приходится выполнять больше сотни обязанностей. Сам считал. Обложился инструкциями, указаниями, приказами, все выписал и подсчитал.
— Какая же из них первая?
— Сейчас — поговорить с Иваном Жаворонковым о жизни и душевных привязанностях.
— Вы, наверно, о Жене? — спросила Валентина. — Я была у него в мастерской. Порядок, чистота. И ребятам нравится — инструмент всякий, тиски, кусачки… Глядишь, и научатся…
— Кусаться?
— Тоже неплохо! — рассмеялась Валентина.
— Неплохо, — кивнул Фартусов, но не стал больше говорить о Женьке, хотя мог бы добавить о нем кое-что весьма существенное — осужден был Женька в свое время. Правда, условно, однако такой прискорбный факт в его биографии имел место. — Ладно, поговорили, выводы сделаем каждый в одиночку, верно, Иван? Тебя я ни в чем не упрекаю, но друзей твоих упрекнуть могу. И потому просьба — иметь в виду. — В прихожей Фартусов обернулся и, едва ли не впервые бесстрашно посмотрев Валентине в глаза, содрогнулся от восторга, чем окончательно себя выдал. Девушка даже растерялась, увидев столько всего на лице участкового инспектора.
— Проводи, Ваня, гостя, а то заблудится! — это все, что смогла сказать Валентина.
— Оно и немудрено, — пробормотал Фартусов.
— Отчего же?
— Ох, сказал бы я, да чувствую —
— А может, в самый раз?
— Могу и сейчас, но, боюсь, смешно покажется, — Фартусов опасливо покосился на Ваньку. — До свидания, приятно было повидаться. Большое спасибо за гостеприимство.
Ванька шел впереди. Глядя на тощую спину парнишки, на ямку у затылка, на его светлые волосенки, Фартусов думал о том, что вряд ли все эти джинсики, сафари, кроссовки заменят Ваньке отца, с которым можно было бы за грибами отправиться, по городу пошататься, просто на скамейке посидеть. Ванька прошел по луже и шагал дальше, оставляя на асфальте следы, так схожие с завитком на его белесом затылке.
— Слушай меня, Иван, — сказал Фартусов, когда они расположились среди детских песочниц, качелей и каких-то странных сооружений из железных стержней. Фартусов хотел вовлечь Ваньку в игру и заговорил с возможной таинственностью. — В нашем дворе намечается что-то нехорошее. По некоторым данным. Слыхал?
— Нет, — в глазах у Ваньки сверкнул опасливый интерес.
— Есть сведения. Секретные. Поэтому предупреждаю: ты не должен участвовать в противозаконных делах.
— Я и не участвую!
— Это хорошо. А вот дружок твой, Георгий Мастаков, участвует. И замечен. И Евгений замечен.. И еще кое-кто.
— А что они?
— Это разговор для другого места, — ушел от ответа Фартусов. — Понимаешь, об этом нельзя никому говорить. Если скажешь — выдашь меня. Произойдет утечка информации. Понял? И мне тогда несдобровать.
— А мне зачем говорите? — спросил Ванька, угнетенный свалившейся на него ответственностью.
— Из самых лучших побуждений. Понятно? Ну, пока!
Городское отделение милиции располагалось в старом доме с бревенчатыми коридорами и террасой, на которой можно было увидеть привлеченных и просто вызванных хулиганов, алкоголиков и прочих людей, с которыми по долгу службы Фартусов поддерживал если не близкие, то весьма тесные, отношения. В коридоре уже собрались участковые инспекторы, служба уголовного розыска, оперативные работники. В новые дома народ съехался разный, никто никого не знал, каждый жил, как ему подсказывало собственное разумение, не сдерживаемый стыдливостью перед родственниками, стариками, помнившими его с пеленок. Поскольку еще не сложились многолетние компании, возникали кратковременные, а интересы у них тоже оказывались кратковременными, в чреватой близости к уголовному кодексу.
Для Фартусова утреннее совещание оказалось недолгим.
— Лейтенант Фартусов! Что вы можете сказать о чрезвычайном происшествии на вашем участке? — это были первые слова начальника отделения Гвоздева.
В отличие от Фартусова начальник вечно торопился и, судя по его озабоченному лицу, нигде не поспевал. Но именно это качество казалось ему весьма достойным — все видели, как много у него дел и как ему не повезло с подчиненными. Поэтому вопрос Гвоздев задал с грустной улыбкой, заранее уверенный, что ничего толком инспектор не ответит.