Поединок. Выпуск 14
Шрифт:
Девочка взглянула на отца. Он улыбался. Тогда она подошла к Деркачеву. Он взял ее на руки, ласково приговаривая:
— Ну вот и молодец!.. Как тебя зовут, а?
— Лена, — тихо ответила девочка.
— Аленка, значит! А меня — дядя Дима! Ну вот и познакомились! Дядя Дима тебе конфеты принес и еще что-то. — Деркачев присел с девочкой на руках возле «дипломата», свободной рукой откинул крышку, вытащил коробку конфет и отдал девочке, потом спрятал шоколадку за спину: — Что у меня в руке? А?
Коробку конфет Лена взяла с удовольствием и потянулась через плечо посмотреть, что он прячет в руке за спиной.
— Э-э, не подглядывать! — засмеялся Деркачев.
—
— Смотри-ка, сразу угадала! — удивился радостно Деркачев и протянул девочке шоколадку.
— «Аленку» она любит больше всего, — сообщил Виталий Трофимович, снимая туфли.
Он достал тапки из шкафа, стоявшего в коридоре, и бросил на пол возле Деркачева.
Лида все не выходила из комнаты, хотя, вероятно, слышала, что он пришел не один.
— Лида, у нас гости! — позвал Маркелов.
Слышно было, как в спальне торопливо захлопнулась дверца шкафа, и Лида ответила:
— Я сейчас!
А Деркачев продолжал разговаривать с Леной, которая с довольным видом крутила в руке шоколадку, а другой прижимала к груди коробку «Ассорти».
— Похожа на тебя Аленка? — спрашивал Деркачев. — Ну-ка, давай посмотрим... Смотри-ка! Прямо как с тебя написана!
Дверь спальни открылась, и вышла жена Маркелова, поправляя на ходу прическу. Она была небольшого росточка, полненькая, но нельзя сказать, чтобы чересчур, вся какая-то чистенькая, беленькая. Выйдя из комнаты, она заговорила виновато:
— Ой, извините меня! Я как раз переодевалась!
— Ничего, ничего... — почему-то смутившись, пробормотал Деркачев. От звука голоса Лиды у него на душе стало как-то тепло и покойно. «Понятно теперь, почему Маркелов не хотел, чтобы я у него жил!» — подумал он.
— Лида, это мой товарищ по техникуму. Он из Белгорода... Недели две у нас поживет...
— Конечно!.. Места хватит! — проговорила Лида, подходя знакомиться.
Деркачев назвал себя, все еще чувствуя неловкость, словно он в грязных сапожищах ввалился в комнату на ковер. Девочка отдала матери конфеты, а потом и сама потянулась к ней.
— Проходите в комнату... Я сейчас поесть приготовлю, — сказала Лида. Она взяла девочку и обратилась к мужу: — А у тебя на работе как? Все наладилось?
— Куда там! — хмуро махнул рукой Маркелов. — Завтра, в субботу, работать...
Деркачев вошел в комнату и остановился на пороге удивленный. Такой комнаты он еще никогда не видел наяву: только в мечтах да в кино. Она, казалось, сама излучала приятный голубоватый свет. На стены был нанесен колер какого-то необычного небесного цвета, окно закрывали нежные шторы, портьеры такого же голубоватого топа. На полу — большой ковер, в углу на тумбочке — цветной телевизор. Высокая, под потолок, импортная стенка с резной инкрустацией на дверцах. Софа с накинутым на нее ковром у противоположной стены. Над софой третий ковер, поменьше. В одном из отделений стенки серебрился панелью японский магнитофон. Два глубоких кресла возле журнального столика со статуэткой, изображающей купальщицу, которая с берега пробует ногой воду: не холодна ли?
— Проходи, что ты остановился! — пригласил Маркелов.
Он заметил, какое впечатление произвела комната на Деркачева, и это приятно отозвалось в груди. Они сели на софу. Но Деркачев тут же поднялся, прошелся по ковру туда-сюда, словно пробуя, хорошо ли ходить по нему, потом остановился напротив книжного шкафа и окинул взглядом корешки книг. Здесь были в основном собрания сочинений классиков. В комнату вбежала
Маркелов молча наблюдал за ними. Он заметил, что Деркачев возится с Аленкой не от скуки, а потому, что это нравится ему. И еще заметил Маркелов, что глаза Деркачева, когда он разговаривал с девочкой, становились печальными и влажными. «Э-э, дружок, видать, надоело шататься. Тянет к семье, к деткам!» — подумал Виталий Трофимович. Он встал, включил магнитофон и обратился к дочери:
— Леночка, спляши! Спляши дяде Диме...
Девочка посмотрела на Деркачева, выбежала на середину ковра, хлопнула ладошками в такт музыке и стала притопывать ногами.
— Молодец! — воскликнул Деркачев.
А девочка все плясала. Потом вдруг споткнулась и села на ковер. Довольный отец подхватил ее на руки и стал целовать.
— Скажи дяде, кем ты будешь, когда вырастешь?
— Артисткой, — картавя, ответила девочка, повернувшись к Деркачеву.
— Ах ты, артисточка моя! — вновь стал целовать дочь Маркелов.
Вышла Лида и позвала ужинать. За столом разговорились. Лида расспрашивала Деркачева о его жизни, о семье. Маркелов нервничал. А Деркачев врал, что развелся с женой, что у него тоже дочка есть, только чуть-чуть постарше Леночки.
— Жили мы с женой вроде хорошо, — Деркачев теребил бумажную салфетку и говорил медленно, словно заново переживая прошлое. — Лучше, наверно, некуда! Дочка родилась... Я, когда уезжать из города собрался, три дня дежурил в телефонной будке возле тещиного дома, ждал, не выведут ли ее гулять. Посмотреть хотелось, хоть издали... Все было хорошо, пока жена на другую работу не перешла. Полегче, говорит! Я уж не заметил, как подружки у нее новые появились. Грубая она какая-то стала, недовольная всем... Я хватился, а изменить уж ничего нельзя... И разошлись... А развелись — все из рук валиться стало... В комнате тоска заедает, а выйдешь погулять, куда ни повернешься — вспоминаешь: там сидели, здесь гуляли, там целовались! Глупость всякая в голову лезла, витрину разбить или с милиционером подраться, чтоб в колонию попасть... Потом решил уехать... Может, здесь где устроюсь!..
Деркачев замолчал.
— Да-а! — вздохнула Лида. — Никогда не знаешь, откуда ее ждать, беду-то...
Деркачев грустно и неотрывно смотрел в одну точку, на тарелку с сыром. Лида со страданием глядела на него, не зная, как деликатнее оторвать Деркачева от грустных воспоминаний.
— Давайте допьем! — предложил Маркелов.
Деркачев пил шампанское неспешно, глотками, отхлебнет немного и поставит бокал на стол.
Зазвонил телефон. Маркелов вышел. Деркачев посмотрел ему вслед. Слышно было, как Виталий Трофимович снял трубку и быстро ответил:
— Да! Здравствуй!
Затем наступила тишина, беспокойная долгая тишина. Прервал ее приглушенный и взволнованный голос Маркелова:
— Ты же говорил тогда... Последний раз! А теперь опять?.. Я не могу... Пойми, не могу больше... И у меня гость сейчас... Может...
Маркелов замолчал. Через минуту покорно и устало ответил:
— Не забуду! Иду!
Он положил трубку, но долго не появлялся, потом вошел с сердитым и раздраженным лицом и развел руками:
— Опять двадцать пять! Этот дом из меня все жилы вытянет! И все из-за этой бездарности... На комбинат какая-то шишка приехала... Требуют немедленно быть... Скоро из постели в полночь вынимать будут... Человека сколько не видел, поговорить не дадут. Ты уж извини, Дима, я постараюсь побыстрее. Может, через часик буду! Вы посидите еще... Я побегу собираться!