Поединок
Шрифт:
Однако именно в этот момент Мирейн рубанул мечом поперек брюха многоногого, а длинный топор воткнул в шейный сегмент жука. Многоног упал на спину, хлюпающими звуками плоти, которую продолжали разрубать Деггубэрт и подоспевший Недотепа, возвещая свою неминуемую гибель…
Потом началась самая нудная работа. По всем правилам, было положено уничтожать трупы убитых многоногих, расчленяя их и предавая затем куски огню. Делалось это для того, чтобы аппетитные для других голодных созданий и отвратительные для людей запахи падших тварей не привлекали внимание иных чудовищных обитателей окрестностей. До глубокого вечера, пока луна не взошла на небо и звезды не замерцали среди редких облаков, смотрители рубили туши поверженных врагов, оттаскивали куски подальше и сжигали их на разведенном костре.
Следующий день выдался для смотрителей гораздо более легким, но не без новых неожиданных сюрпризов. Как, впрочем, и вечер…
В последние времена по ночам на Старшего смотрителя Поста накатывались волны воспоминаний. Мало кому Деггубэрт говорил об этом: не хотел, чтобы знакомые шутили по-дурацки – «Стареешь, парень! Может, на покой пора? Отдыхать в тенечке, купаться в глубоких ямах криков и прудах, да на правах Старого знающего деток поучать, а?» Не хотел на покой Деггубэрт, потому как знал, что тогда скорее помрет – от простой скуки и безделья. Долго, очень долго старый воин служил верой и правдой поселенцам нескольких десятков кампусов, разбросанных в окрестностях места, о котором Старые знающие говорили уважительно «а, это та самая Ульдия», как-то особенно выделяя слово «Ульдия», на миг снижая голос до шепота.
Деггубэрт пришел простым Младшим смотрителем на эту вышку восемьдесят Времен назад; затем на Земле двадцать раз успели смениться времена: лето – осенью, осень – зимой, зима – весной, весна – снова летом. Служба Наблюдения за Пустыней тогда еще полностью подчинялась двору Его Величества Правящего монарха Новой Южной Страны и лишь потом оказалась переведена в подчинение поселенцам. В подчинение – и одновременно, на обеспечение местным жителям. Двор экономил деньги…
Многое видел Деггубэрт, и много печального видел, но очень редко люди приходили к вышке за помощью – и дело совсем не в том, что поселенцы скверно относились к служителям постов. Наоборот: смотрителей уважали безмерно, но даже если в сторону прибрежной полосы несется ужасающей силы ветер, поднимая тучи песка и неся их в сторону людского жилья, застигнутый врасплох поселенец никогда не остановится у вышки, а на бегу крикнет смотрителям – так, мол, и так, ветер поднялся – и поспешит в свой кампус, к дому.
Часть шевелюры Деггубэрта стала за эти восемьдесят времен совсем седой, а глаза цвета морской волны привыкли при малейшей опасности сжиматься в узкие щелочки: а ну как ветер пустит в них струю светящегося по ночам песка? Старые опытные люди говорили, что ежели попадет такая струйка на лицо, то кожа в тех местах облезет за день, если же попадет на тело человека несколько горстей светящегося песка — сильно заболеет бедолага и станет потом калекой. Ну, а ежели человека полностью засыплет таким песком – это уже непоправимо, в самую пору готовить несчастному глубокую яму, подальше от криков и колодцев.
Такое несчастье Деггубэрт видел несколько раз, но не близ вышки, а в своем кампусе: детишки в муках умерших людей ревмя ревели, вдовы же сноровисто сортировали вещи покойника: эти, с песком, – налево, те, чистые, – направо. Отложенные налево потом относили в специальную яму и засыпали плотной глиной, чтобы светящийся песок не попал случайно на здоровых поселенцев.
Песок, песок… Деггубэрта песок окружал всю жизнь, и к унылому виду окрестностей вышки привыкать ему не пришлось. Песок и неизменно яркий свет солнца сделали его волосы седыми, лицо – морщинистым, а стройное некогда, тело слегка согнутым в пояснице и в шее. Таким делается тело человека, привыкшего шагать навстречу сильным порывам ветра, а Деггубэрт привык, что все время – ветер с песком, чаще слабый, но зачастую и порывистый.
Песок чаще всего нес в сторону кампусов зло. В лучшем случае, ветры приводили с песком долгую засуху, и часть поселенцев оставляли свои обычные занятия и становились землекопами: крики пересыхали, так что с виду их рукава уже не напоминали русла мутных рек, и пресную воду – главное, что нужно для жизни среди пустынь и близ соленого океана – приходилось добывать неимоверным трудом.
Иногда в отсутствие воды люди сходили с ума, впадали в бешенство и нападали друг на друга. В кампусе Светловолосого Робина, например, прошлым летом истощился колодец, Дэд кампуса был вынужден ввести ограничение на воду: по кувшину в день на поселенца. Мелкий Грэг, мастер починки кампуса, споткнулся и уронил свой кувшин, только что наполненный, и ночью вернулся к колодцу, чтобы украсть немного воды. Сторож его остановил, но Грэг напал на сторожа и сильно ранил его ножом. Нож перед этим Грэг, естественно, не помыл, и раны сторожа загноились. Что такое гниющие раны в здешних местах? Сегодня рана лишь подернута мутно-светлой зеленоватой пеленой, завтра кожу и плоть вокруг нее уже следует вырезать, а послезавтра приходится резать целиком руку или ногу… Сторожу оттяпали все конечности, а Грэга увезли в Страшные Дома. Те, кому посчастливилось вернуться из этих владений Его Величества, никогда не рассказывали о том, как им жилось в Страшных Домах, а головы и тела их были начисто лишены волос. Жить близ пустыни без шевелюры, бровей и ресниц означает лишь немного оттянуть смерть, и побывавшие в Страшных Домах обычно долго не выдерживали: или умирали от первого же светящегося песка – или всеми правдами и неправдами стремились уехать поближе к побережью.
До побережья смертоносные песчинки теперь добирался гораздо реже, чем тогда, когда были еще живы старики, помнившие прежнего монарха. Когда-то очень-очень давно люди возвели на пути песка заграждения – узкие, но длинные рощи деревьев, не имевших особой ценности, чтобы ни на бревна поселенцы не порубили, ни на дрова. Угловатые, ветвистые, покрытые множеством колючек, с густыми кронами, деревья надежно защищали густонаселенные прибрежные районы материка. Здесь даже кое-где еще встречались крупные города – остатки древней эпохи перед Пришествием Кометы. Пусть и заметно разрушенные временем и ураганными ветрами, мародерами и наводнениями, города все же являли собой примету существования на планете организованной жизни.
Деггубэрт не любил города. Когда кто-нибудь в его присутствии заговаривал о том, как, мол, хорошо жить в городе, старый воин начинал щуриться и поджимал губы, так что уголки их опускались, а лицо бороздили ранее незаметные морщины, и восторженный рассказчик, углядев разительную перемену в лице собеседника, невольно замолкал.
Деггубэрт считал, что города – прибежище человека беспутного, суетливого и мелкого. К местностям же, где изредка встречаются кампусы, он давно привык. Здесь все было спокойно, потому что понятно – человек сопротивляется стихии, как может, в силу своих способностей и возможностей, а иногда через силу совершая настоящие подвиги, справляясь с напастями окружающего мира.
В городах же все было иначе. В городах его попросту не замечали бы, обходили стороной. А суровые гвардейцы Его Величества, блестя на солнце продолговатыми каплевидными шлемами и звеня в такт размашистым шагам наградами, нанизанными на тонкие жилы и перекинутыми через шею, отгоняли бы его пиками к стенам домов и заборам, торопясь по каким-то важным своим делам.
Здесь же, на вышке, Деггубэрт и его помощники были нужны всем. Погонит поселенец в степь, ближе к пескам, на травяные пастбища молочную животину – непременно зайдет на вышку: «Скажи, Деггубэрт, ветра не ожидается?» Пойдет какой-нибудь небогатый человек искать сочные кактусы для пропитания – мимо проходя, обязательно крикнет: «Деггубэрт, как считаешь, успею до ветра насобирать мешочек?»
Когда же несметные полчища многоногих устремляются из Средних Мест сюда, в сторону побережья, и когда приходится спешно вызывать отряды обороны, – тут уж Деггубэрт и другие смотрители незаменимы. В такие дни окрестности вышки оживают и кишат народом: воинами и их женами, прибежавшими со снедью и водой навестить защитников, гвардейцами Его Величества и придворными знатоками, почтительно обращающимися к Старшему смотрителю и его помощникам не по привычным именам-прозвищам, а по полузабытым фамилиям из метрик с трепетным прибавлением слова «мастер».