Поэма “Нити”
Шрифт:
(Про Лехин лоб не рифмы ради.
По нашей глупости не ладил
Он с нами. Из-за пустяка
Я без стипендии. Пока.)
Мы с Борей сразу после школы.
Весной, скатав шинели полы,
Уралец Миша впрягся в гуж,
И дальше чем, тем больше дюж.
Ну, Боб повыше планку ставит,
И что бы ни было, руль правит
До цели жестко, по прямой.
Не промах парень. Непростой.
Пахали мы, конечно, крепко.
Но Боб и Миша – хватко, цепко,
С пружиною души тугой.
Кремни… Таким на кой покой.
Конечно, главное богатство
Тех дней улетных – дружбы братство.
Без кожуры грядущих лет
Душа легко цветет в ответ.
(Пусть разбрелись теперь, ребята,
Пусть жизнь сюрпризами богата,
Маразм кругом… Переживем.
Другого нет, а свой – пройдем.)
О чем угодно разговоры,
В футбол, в «столовку» общи сборы.
И откровенья нараспашку,
И в душе выстирать рубашку.
И были ночью догонялки.
Пяток лосей (ну елки-палки!)
Несутся вслед по этажам,
И аспирант в трусах: – Я вам!…
Ну, в общем, зря я распинаюсь.
Известна жизнь (чего копаюсь?)
Неглупых молодых парней -
В ней много от игры детей.
Само собой, души движенья
На ту пору фальцетом пенье.
И мироздания проблемы
Не задевали трепа темы.
* * *
Тоннельная мозгов работа,
Учебы в спину штырь-забота
Забрали все. Я дивовал,
Что музыки не понимал.
Забыл, как долго это было,
Но не мелодия мне плыла
В забитые вконец мозги,
А треск ломаемой доски.
* * *
Хм… Помню много я чего.
О чем сказать верней всего?…
О мокрой осени в Долгопе?
Безветрен сумрак. Тих… Как в гроте.
Конец занятиям одним,
В общагу переход к другим.
Кровать, а к ней кусок стола,
И жизнь-учеба вновь пошла.
И все нормально, так и надо.
(Как хорошо! Эх, жизнь-отрада!)
Так ясно все – работа, сон,
Как благодатью осенен.
И кувыркаешься в задачах,
И озарениях-удачах,
Томясь, теорию природы
Под «лабника» вгоняешь своды.
(Вам, если «лабник» невдомек,
Я поясню, коль сам изрек:
По физике «лабораторки»
В нем были все. Шедевр до корки.)
Как из кирпичиков дома,
Страничек пестрых череда
Дает чудесное Творенье…
Труда в нем взлет или везенье?
Все просто, близко, и с понятьем,
И все, что надо, без изъятья.
Умов дотошных ясный слог,
Как луч, пробьет незнанья смог.
В любом предмете нить – познанье
Нам расплетать самим заданье.
Но сколь же радостней, когда
Кудель свивала голова!
* * *
В Рязань идет дорога наша,
Где Джон хлебал курсанта кашу.
И тем платил сполна за грезы:
Берет, десант, девичьи слезы…
Вокзал Казанский. Переходы
Из-под одних в другие своды.
Жгуты хвостов-очередей
От касс вплелись в толпу людей.
Шум-гул огромного вокзала.
У касс – в поту. Билетов мало,
Мне не добыть, и еду «зайцем».
Ну, теснота! Не двинешь пальцем.
Час ночи. Полумрак вагона.
Рязань? – Рязань… И тишь до звона.
Безмолвье проходных дворов,
И я один. А отчий кров…
Одни законы бытия
Для всей страны, где б ни был я.
Но все же привкус сладкий был -
Дороги новь, мальчиший пыл…
Гостиница на перекрестке,
И фонарей нечастых блестки.
Зашел. Мест нет. Я примостился
В углу на стульчик. Притулился.
Сон набежал. Квадраты в дреме,
И ноги вязнут в глиноземе.
Промозгло, слякоть, темнота,
Проход меж стен… И теснота.
Слегка глазенки приоткрылись.
Рассвет как в снах, что только снились,
Озноб трясет. Пора вставать
И в утро серое вползать.
* * *
Училище недалеко,
Но там не ждет меня никто.
Для Джона всех важней занятий
Бег в сапогах из снов объятий.
В дремотной мягкой тишине
Бег рот молчащих слышен мне.
Туман, промозгло, голый торс…
Лет через семь– афганский кросс.
А мне пешком (по Первомайской?
Забыл. Но помнил б, если Райской).
Столовая. Пуста с утра.
Зевая, ходят повара.
(Простите, милый мой читатель,
Что взять с меня? Поэт, мечтатель…
По реформистким временам
Я лебеда – ни нам ни вам.
Предметы чувств моих простые:
Что зрил плюс хлопоты земные.
Снег, ветры, торжество заката
И понимание собрата.)
Тем общепитовским столовым
Грядет конец– приходим к новым
Мы отношениям людей…
Былое – тень. Но мы – под ней.