Поэма огня

Астанин Вадим

– Сочувствую, - дипломатично хмыкая, говорит Шуктомов.

Овчинников задергивает шторы в комнате, включает освещение. Не свет, а именно освещение. Помпезная люстра хрустальной пирамидой свисает с потолка.

– Куплена по заказу бывшей областной администрации, - разъясняет Овчинников, - богемский хрусталь, золотое напыление, платиновые вставки. Он равнодушно отворачивается от люстры. Пятьсот тысяч буржуйских евро за за единицу заказа, всего было куплено десять люстр.

– Богато жили клептократы, - Шуктомов восхищённо щурится.

–

Это ещё что, - Овчинников приглашающе указывает на ванну.
– Золотые ручки на водяных краниках с накладными гербами области. Финифть, эмаль перегородчатая, мать их в качелю.

– Шикарно, - жмурится Пётр Александрович. Справедливое перераспределение общественного продукта. Хотя, если вдуматься, широким массам трудящихся...

– Широкие массы трудящихся не останутся внакладе, - щедро успокаивает Овчинников, - предметы клептократического быта честно распределены по всем общественно значимым учреждениям города. Гостиницам, общежитиям и очагам культы. Общим числом девять.

– Одобряю, - Пётр Александрович осматривает номер.

Овчинников следует за ним. В спальне он открывает форточку. С улицы тянет сыростью и дымом.

– Леса горят, - поясняет Овчинников.
– Издержки напряжённого графика.

За окном ослепительным отсверком вспыхивает огонь. Бом-б-р-р-р - нарастая, доносится звук отдалённого взрыва. Дребезжат стёкла.

– Ракета взорвалась. Неудачный запуск.

– И часто так у вас ракеты взрываются?

– Пятая за сегодня. Из-за этого у нас постоянно где-нибудь, что-нибудь горит. Тушим без передышки, отвлекаем на пожары бесценный трудовой ресурс. Редкая неделя проходит без аварий. Побочный эффект космической гонки.

– Дождь погасит.

– Дождь? Это дождь?! Я вас умоляю! Кругом повсеместная жара! Тридцать два градуса в тени! Засуха. Реки обмелели, ручьи пересохли. Воду на точки доставляют цистернами. Дождь! Это не дождь, Пётр Александрович, это природная аномалия. Случайное отклонение, выпадающее из обычной картины дня. Завтра проснётесь, сами увидите. На небе ни облачка, температура выше среднего.
– Апропо!, - обеспокоенно восклицает Овчинников, - учтите, кондиционеры тут, как и лифты, не функционируют.

– Не страшно, Матвей Валентинович, я здесь долго не задержусь. Переночую, и дальше.

– Верно. Забыл, - хохотнул Овчинников.
– Я вниз, потороплю Алечку с кофе. Не взыщите, Пётр Александрович, за скудость угощения. Столовая уже закрыта. Правда, можно выбраться в город и там поужинать. Если желаете.

– Спасибо, Матвей Валентинович, не хочу. Желаю кофе и на боковую. Спать, спать, спать.

– Я мигом, Пётр Александрович...

Пробудился Шуктомов от стука в дверь. Стучали громко и настойчиво. Пётр Александрович откинул одеяло, сгрёб с тумбочки наручные часы и пошлёпал открывать. За дверью стоял Матвей Валентинович в походном камуфляже. Шуктомов зевнул, поскрёб волосатую грудь.

– Шесть ноль-ноль, - сказал Овчинников, -

мы договаривались.

– Минута в минуту, - Пётр Александрович отступил, пропуская Матвея Валентиновича в номер.
– А я что-то разоспался.

– Не волнуйтесь, - Овчинников бросил на стол рюкзак, - успеем. Тридцать минут туда, полчаса сюда. Русская народная традиция.

– В таком случае я приму душ. И побреюсь. Горячая вода, надеюсь, есть?

– Была, когда я мылся, - неуверенно изрек Овчинников.
– но вы проверьте.

– Есть вода, - крикнул из ванной Шуктомов, - горячая.

– Я счастлив, - ответно крикнул Овчинников, - быть хоть в чём-то полезным. Но всё-таки, Пётр Александрович, не плескайтесь там слишком долго.

– Как можно, Матвей Валентинович, - сказал Шуктомов, растирая спину казённым вафельным полотенцем, - не извольте беспокоиться, сей момент выйду.

Он появился в комнате, облачённый в боксёры и тёмно-синюю футболку. Полотенце ленивым удавом висело на шее. Овчинников наскоро сервировал стол.

– Завтрак готов, Пётр Александрович.

Шуктомов извлёк из сумки свежий комплект формы, проворно оделся и стал неотличим от Овчинникова. Затянул шнурки на высоких ботинках, сунул под левый погон сложенную кепи.

– Присаживайтесь, Пётр Александрович.

Овчинников разливал в кружки обжигающий, густо заваренный чай.

– Бутерброды. Колбаса, сыр, ветчина, красная рыба. Сёмга. Откушайте, чем богаты.

– Спасибо, Матвей Валентинович.

– Не за что. Приятного аппетита.

– А вы? Берите, мне одному не справиться.

– Не беспокойтесь, Пётр Александрович, я позавтракал, дома. Так что, кушайте, не стесняйтесь. А я, если вы не против, выпью чаю.

– Пейте, Матвей Валентинович, я не против, - великодушно разрешил Шуктомов, приступая к утренней трапезе.

Овчинников пил чай и смотрел, как ест Шуктомов. Пётр Александрович не скупился. Он съел последовательно бутерброды с сёмгой и ветчиной. Допил чай и попросил добавки. Овчинников открыл термос. Шуктомов заполнил чаем кружку и взялся за сыр и колбасу.

– Это по-нашему, - одобрительно сказал Овчинников.
– Дают - бери, бьют - беги.

Он отодвинул термос и пустую кружку в сторону, достал из полевой сумки сложенную карту.

Шуктомов поспешно доел бутерброд. Овчинников расстелил карту, прижал края освободившейся посудой.

– Расписание намечается следующее, Пётр Александрович. Исходя из вашего статуса ревизора, находящегося на проверяемой территории инкогнито, уполномоченные вышестоящими органами товарищи, своевременно проинформированные осведомленными источниками и заинтересованными инстанциями о вашем прибытии, взяли на себя ответственность за составление ориентировочного маршрута выездной проверки, базирующегося на критериях оптимальности перемещения по местности и полноты охвата интересующих вас объектов. Разумеется, вы вправе от него отказаться, либо внести свои коррективы.