Поэты и джентльмены. Роман-ранобэ
Шрифт:
– Как же без водочки? Ваше… высока-ародие… Для духа боевого…
Горе было неподдельным. Даль терпеливо объяснил:
– Видите ли, Яков, антисептика в наши дни на положении спиритизма. Научно не доказано. Остается либо верить, либо нет. Я верю. Военное министерство – нет. Поэтому спирта нам больше не выдадут. Все вопросы – к интенданту. Вопросы есть?
Яшка тяжко вздохнул, обдав доктора чесночным амбре.
Вопросов не последовало.
Даль нахлобучил фуражку, закинул на плечо
– Идем.
Изо рта вырывался пар. Ночь была не русской, сквозистой, а южной, непроницаемой. Все белое в ней казалось синим. Мороз был не русский: сухой и острый. Ледяная крошка звезд в небе образовывала созвездия, каких у нас тоже не увидишь. Трава невысоко поднималась от каменистой земли. Ни деревьев, ни кустов. Но небо все равно казалось низким: горы. В темноте Даль видел синие кресты солдатских портупей. Они бесшумно перемещались. По темным провалам среди крестов угадывались очертания легких пушек.
Пришли на позицию.
Даль разглядел синий плюмаж – Тучков! Подошел.
Тучков смотрел в подзорную трубу, стараясь не прикасаться холодным окуляром к векам. Услышал, что шаги стихли. Покосился, кивнул. Даль ответил легким поклоном. Шагнул, запнулся, больно ударившись голенью о край. Звякнуло. Тучков вскинулся: тс! Даль замер. Послушали. Тихо. Но могло не значить ничего.
– Снаряды? – прошептал Даль, кивая на ящик.
– Владимир Иванович, вы пессимист, – шепнул сквозь улыбку Тучков. – Шампанское.
Даль подумал: шутит. Наклонился к ящику. Увидел пробковые головки «Вдовы Клико». Бутылки стыли, запотев.
– Вы оптимист, – изумился Владимир Иванович.
– Ничуть. – Тучков снова приник к трубе. Но самодовольный тон его говорил: да, и не без причины.
Даль решительно не видел ее.
Тучков передал ему трубу. Даль подстроил под свое зрение, но не разглядел ничего, кроме идеальной бархатистой черноты. Зато звезды – хоть считай.
– Вернулись из разведки пластуны. Против нас выставлены шотландские горные стрелки.
– Это ведь скорее дурная новость, – удивился Даль.
– Полагаете?
– Какие уж в России горы…
– Кавказские, – отрезал Тучков.
Даль не то имел в виду. Но понял, почему Тучков велел остужать шампанское: в полку солдаты и офицеры, закаленные кавказскими кампаниями. Умеют обратить в преимущество горный рельеф. Знают его каверзы. Зададут неприятелю трепку. После отчаянных чеченцев шотландцы будут легким противником. Они-то, в отличие от чеченцев, не на своей земле. Что им, шотландцам, этот Афганистан?
…А нам он зачем?
– Что? – услышал заминку Тучков.
– Не знаю, – отказался отвечать Даль. Врать Тучкову – не хотел.
–
Даль изумился:
– Я ничего не видел.
Тучков глядел на стрелки.
– Вы здесь новый человек, доктор. А мы их приемчики успели изучить. Ровно в полночь начнется.
Тучков покачал головой, все так же глядя на циферблат:
– Английская нация. Пунктуальность прежде всего. Дур-р-рачье. Тут мы их и примем. Ласково.
Лицо Даля выразило замешательство.
– Сомневаетесь? – усмехнулся Тучков, медленно поднял руку в безмолвном приказе «готовьсь». – Напрасно.
– Вы же сказали, солдаты – шотландские.
– И?..
– Не английские. Шотландия и Англия – это две разные…
– Не будьте таким педантом, – раздраженно перебил Тучков. Стрелки брегета сомкнулись. Тучков яростно отмахнул: пли.
Ночь разорвалась. Земля брызнула. Вспышки и грохот по обе стороны тут же сменились криками, топотом, звоном. Все перекрывал вой волынок. Артиллерия перезаряжала. Рукопашная началась.
Даль с хирургическим ящиком ринулся вперед. Изо всех сил таращил глаза в хрипящую, топочущую, бряцающую темноту. Удар в голову погасил звуки, краски, мысли. Но лишь на несколько мгновений. Даль сплюнул песок и снег. В ушах звенело. Лопались выстрелы. Звенела сталь и брань. Подполз на четвереньках: ящик цел! Увидел подле себя ноги. Ринулся, приложил пальцы к шее.
– Ебаный кот, – простонал солдат. Плечо было мокрым от крови. Рана шотландским палашом.
– Жить будешь, – заверил Даль. – Лежи смирно.
Дунул в свисток. Носилки – сюда! Первое правило: оттаскивать раненых из бучи. Там разберемся. Из темноты вынырнула фигура. Даль успел заметить оскаленный усатый рот. Высокую шапку. Подумать: не наш. Свистнула в замахе сабля. Даль ужаснулся. Но шотландец заметил белую повязку: врач. Хоть и враг. Кивнул. Неписаный кодекс войны. Сделал выпад мимо. Чмокнула плоть. Темнота захрипела: «бля». И Даль бросился к следующему раненому. Но рука схватила его за шиворот.
– Кр-ретин! – заорал в лицо Тучков. – Героя корчишь? В палатку – марш!
Оттолкнул.
– Пшел!
Атаки накатывали волнами. Санитары едва успевали утаскивать раненых на позицию, в хирургическую палатку. Даль накладывал жгуты тем, кому мог помочь позже. Давал опий тем, кому уже не мог помочь никто и никогда. Руки его были липкими от чужой крови. Руки тряслись. Колени тряслись. Во рту пересохло. Он чувствовал себя мясной мухой, которая снует от тела к телу. Не соображая, не вникая. Движимая одним инстинктом. Лететь на хрип. На стон. На запах крови. От груды мяса к груде мяса.