Поэты пражского «Скита»

Малевич Олег Михайлович

IX

Провод Тянулся по полю серым червячком, Виснул на деревьях, сползал в канавы, Цеплялся по крышам, прятался за плетнем, Собирался в пучок и в окно, направо, А там на столе в аппарате — Как овод. Гудел черной мембраной На восходе и на закате, Поздно и рано, Ночью и днем Об одном Целые сутки без перерыва: …Наступление… Обходы… Прорывы… И снова сначала Щелкало и стучало Черной костяшкой, Как сердце под защитной рубашкой… Смерть — слово печальное. «Алло, центральная! Примите донесение. Сегодня ночью сторожевым охранением бит на месте ротмистр

Эн, пропавший без вести. Пробирался из лесу, от них. Было темно. Не узнал своих, Когда окликнули. И побежал. Стали стрелять. И вот — наповал. Умереть от своих глупо. Что ж. — От судьбы не уйдешь. Пришлите носилки за трупом».

X

По овражкам вода звонкая Поет золотые песни. Телеграфная сеть — тонкая, А поет еще чудесней. Серой змейкой к земле прижалась. Визжала — «Холодная у людей жалость». И опять сначала Об убитых всю ночь плача… Только горе у людей — горячее… «Студенческие годы». 1925. № 2

А. С. ПУШКИНУ

Наташа

Кавалергард в блистательном колете… — Поднять глаза. Вздохнуть — и позабыть О смуглом и насмешливом поэте. О всем, о всем… И в первый раз — любить… …И вот — легко за днями дни, как птицы… Как светлый вихрь… — И вдруг во двор — возок… На бледность щек упавшие ресницы И тенью смерти тронутый висок…

Эхо

По радио на целый мир — «Титаник»!.. Орудиями — медленно — «Война»… Опять в лесах на синих трупах встанет Гнилых болот туманная весна… Опять смешают влажные апрели Снега и кровь в малиновый сироп. Какой любви прозрачные недели Вновь понесут, подняв на плечи гроб… …И все цветут и прорастают кости Под лязг стремян и скрежет гильотин. Опять Людовик стонет на помосте, Опять вода краснеет у плотин… — О, мертвых дней кровавая завеса!.. Но до сих пор, сквозь дым, огонь и гул Шестнадцатидюймовых дул, — — Я слышу эхо выстрела Дантеса… «Студенческие годы». 1925. № 3

ГОЛУБОЙ ДЕНЬ

Сегодня день — как бирюза. Сегодня день — совсем весенний… Я опущу к земле глаза И тихо стану на колени. Благословляю светлый сон. Тобою посланный и взятый, С тобою сердце в унисон Поет о розовых закатах. Мне не понять земных забот. Мне не понять земной тревоги, — Когда весь мир, звеня, плывет. По легкой, голубой дороге… Моя земля — везде одна, И так же пахнет влажной плотью, И так же вечером весна Дымком синеет на болоте… «Годы». 1926. № 1

«Под вечер, в весеннем просторе…»

Под вечер, в весеннем просторе, Пройдя по низам, где темно, — У небес, за селом, на взгорье. Постучусь в голубое окно. — Приюти, как былинку в поле. Укутай в вечерний дымок! Слишком густо посыпан солью Моей жизни черствый кусок… У тебя исцеляющей тиши Зачерпну из колодца ковшом. Пусть заново сердце услышит О жизни весенний псалом!.. «Годы». 1926. № 1

СЕРЕБРЯНАЯ ГОРЕЧЬ

1

Без имени и без названья даже, Плывущее к тебе — и без конца. Какою кротостью мне о тебе расскажет, Вечерним гостем стукнув у крыльца. …Проселками, над золотою пылью. Медвяный месяц, вскинув на рога, — Опять твоей неотвратимой былью — Сквозь крепь плотин зальет мои луга… Скупой любви отяжелевший бредень Тянуть со дна на золотой песок. Не мною началось, — не я приду последним Искать следов твоих незримых ног. И падать медленно — о, это ль — неизбежность? — Но

даже сердце может ослабеть. Себя испепеляющую нежность, Последний дар переписав — тебе!..

2

Лишь про себя, лишь шепотом, не вслух… И нужно ли мне говорить о прежнем. Как это слово, легкое, как пух, Легло на жизнь таким тяжелым лежнем. О, жизнь моя, — угрюмый скороход, — Не подождать, не отдохнуть на камне, О, жизнь моя, — уже который год, О, жизнь моя, — ты не легка мне… И этих верст — какая тяжесть вновь! Еще… еще… Но не в моем укоре Отыщешь ты последнюю любовь. Поймешь ее серебряную горечь… «Годы». 1926. № 1

«ЭКСЦЕЛЬСИОР»

На улицу из окон этажей Квадрат огней зияющею раной; На улицу; где эта ночь уже Озябшим псом у двери ресторана. Шофер в мехах, и в стекла полусвет, И полуночь автомобильным плачем. Охрипшей сыростью продрогнувший рассвет, Еще рождаемый, еще такой незрячий… …Пролет зеркал, качающий мираж, Прозрачный мир, застывший у подъезда. Туда наверх, в семнадцатый этаж. Где в стекла — ночь и розовые звезды. Гудящий лифт, крутящийся мираж, И мир в стекле качающейся ночи — Туда, наверх, в семнадцатый этаж, Где путь до звезд пьянее и короче!.. …И в муть, и в дым бессонниц и вина, Под судороги музыкальных пауз, Плащом романтика — змеиная спина… И разве жизнь мне объяснит Брокгауз?.. Не все ль равно, в каком календаре Копьем сердец вычеркивать столетья. Когда вот так, на утренней заре, Сквозь муть — окно в таком прозрачном свете!.. И как аквариум, но только рыбий рот, Прильнув к стеклу, — нежданно-человечий. И все сильней и радостней поет Святой восторг и сотрясает плечи!.. …И вот, скользнув с семнадцати, причал. Над площадью, сквозь блудный дым рассвета, Плывет в эфир обезумевший зал — Восторженная, звонкая комета!.. О, легкий мир! И никогда — назад… Походный марш кричащего джаз-банда! Без компаса — через небесный сад — В земной ладье безумная команда!.. Вперед, вперед! — И не найти границ, И не узнать непревзойденной меры — Такое счастие через завес ресниц, Такой восторг несбыточной химеры!.. …Гудящий лифт — и вот опять в стекле Качнулся мир, захлопывая дверцы. — О, пусть навек я пленник на земле. Но не пленить восторженного сердца!.. «Годы». 1926. № 2

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ РОМАНСЫ

Романс первый

День ото дня встаю влюбленней. И просыпаясь по утрам Я перелистываю сонник. Ища разгадок странным снам. А за окном моим, снаружи, Капель веселая весь день. Какую радостную лень Я снова в сердце обнаружил! И если неба синева Опять прозрачнее и чище, Кто виноват, что сердце ищет, Кому сказать свои слова!?.. И целый день бродя без дела, Я напеваю о любви… Ах, как себя ни назови — Но тело — это только тело!.. …Гадаю вечером на картах И смутно жду — чего, Бог весть. …Ах, это только воздух марта, Ах, это только — двадцать шесть!..

Романс второй

Тоскую сердцем медленно и немо… Я жду того, чего не будет вновь. И жизнь с тобой мне кажется поэмой, А сон любви приемлю за любовь. И в чем любовь? В словах? Движеньях? Взглядах? Иль только в тихой музыке души? — — Все делать то, чему ты детски — рада… По вечерам мечтать с тобой в тиши И чувствовать под блузкою английской, Как бьется сердце, вскрытое до дна… — А поутру увидеть близко-близко Твои глаза, туманные от сна… И в чем любовь? — Ах, ну не все равно ли? Пусть это будет даже не любовь… — Тоскую сердцем медленно, до боли И жду того, чего не будет вновь… «Годы». 1926. № 3