Поезд жизни на колее судьбы
Шрифт:
«Что же нравится женщинам на самом деле в сексе? Нежность и забота или жесткость и грубость? Множество факторов, конечно же, влияет на это: настроение, усталость, желание и прочее. Но все же…нежность со временем, как мне кажется, может приедаться и просто необходимо разбавлять это дело чем-то более жестким. Но постоянно в этой жесткости…думаю, что это уже странно…постоянно, как бы преклоняться перед силой мужчины… Само собой все зависит от людей, которым в голову не залезешь и не узнаешь чего они хотят на самом деле. Книги нас учат красоте, красивой любви, где все нежно, красивым ухаживаниям, красивым поступкам. А в жизни все гораздо проще…Да, можно надувать щеки девушке, когда ей с ходу говорят о сексе, предлагают его. И она, скорее всего, отвергнет это предложение. Но если добавить «красоты», добавить елейных речей, в которые сам не веришь, но унижаешься, говоря их, чтобы всего лишь получить тело на одну ночь, она ответит согласием. Почему так? Может быть тот, который говорил сразу и правду – прекрасный человек, просто не хочет опускаться до лжи, а тот, что говорил красивые слова и мысленно повторял: «Давай же уже соглашайся, я заколебался говорить эту хрень», просто преследует свою цель, не думая ни о другом человеке, ни о себе…»
Антуан весь вечер сидел, листая альбом за альбом, рассуждал сам с собой, повторяя одни и те же мысли по несколько раз, сам не замечая этого. Ведь человеку свойственно это – возвращаясь к мыслям, которые были ранее, рассматривая их с разных сторон, в разных жизненных ситуациях.
Однако мыслящий процесс выматывает не меньше интенсивных занятий спортом. Поэтому к десяти часам вечера глаза Антуана начали слипаться, ему даже показалось, что он заснул в кресле на некоторое время.
Через несколько минут он уже лежал в кровати, готовый ко сну. Несмотря на все его мысли, переживания, уснул он быстро и внешне спал спокойно. А вот в его голове тем временем шла своя жизнь, результатом которой стал сон, приснившейся Антуану ночью.
Антуан снова в Санкт-Петербурге, по крайней мере, набережная была ему знакома. А вот больница, в которую он заходил, нет. Он уверенно идет по длинному коридору, где на полу положена белая плитка, а стены и потолок побелены. Он медленно делает шаг за шагом, идет будто в замедленной съемке. Рядом слышится стук колес проходящего рядом товарняка, а само здание чуть дрожит. Проходя мимо зашторенного окна, Антуан решает заглянуть за белую штору. Плавно отодвигая ее в сторону, его глазам открывается тот самый поезд, несущейся по железнодорожным путям, которые проходят всего лишь в нескольких метрах от окон. Но что-то в поезде было не так, было что-то пугающее, отталкивающее. Он наблюдал как проносится вагон за вагоном, а конца состава, как и его начала, было не видно. Он отошел от окна, задвинув штору, и пошел по коридору дальше. Коридор был пуст, не было ни людей, ни каталок, ни колясок, ни цветов – ничего. Были только двери слева и окна, врезанные в стену, справа. Здание продолжало трястись. Вдруг впереди он увидел кого-то или что-то, лежащее на полу в луже красного цвета. Он подходил все ближе и ближе, но его остановила приоткрытая дверь слева, откуда доносились сдавленные женские крики. Антуан зашел внутрь и увидел рожающую Екатерину, а рядом с ней свою мать. Больше никого и ничего за дверью не было. Здесь было также светло, как и в коридоре. Екатерина лежала прямо на полу, а Мари склонилась над ней. Вдруг кровь Екатерины брызнула на пол, крик прекратился, а Мари разогнулась, держа на руках ребенка. Он не кричал. Он не шевелил ручками и ножками. Он не дышал. Не двигалась и Екатерина. Только Мари улыбалась, целовала только что рожденного мертвого ребенка, отчего все ее лицо было в крови. Антуан смотрел на них, стоя у двери. Когда Мари чуть отошла в сторону, он увидел Екатерину. Глаза ее вышли из орбит, а рот был открыт слишком широко, чего невозможно без перелома челюсти. Антуан вышел обратно в коридор и продолжил свой путь. В красной луже проявились очертания небольшого животного. Когда он подошел ближе, то увидел, что это был волк. Его брюхо было вспорото, но кроме крови, которая разливалась все больше вокруг, не было ничего. Он присел на корточки, встав в лужу крови, погладил волка по морде. Коридор перед ним и за ним был бесконечен. Не было видно ни конца, ни края. Здание резко перестало дрожать. Он посмотрел в открытый блестящий глаз волка. Клыки были видны из раскрытой пасти. Волк резко приподнял морду, Антуан упал на пол в кровавую лужу, а волк посмотрел на него и «сказал» на французском языке: «Merci». В ушах Антуана что-то затрещало, будто рядом били в кастаньеты, здание вновь задрожало. Окно, перед которым он сидел, раскрылось, штора слетела, а в окно направлялся нос состава поезда. Сон от первого лица резко сменился черной пеленой, которая не пропадала до самого рассвета, когда Антуан раскрыл глаза.
Еще один свободный и спокойный день был впереди. Солнце ярко светило и отблески от стекол соседних домов попадали в окно комнаты Антуана.
«Чем заняться?» – этим вопросом задавался лионец, делая себя на завтрак бутерброды и кофе. Дома целый день он сидеть не хотел, но и куда пойти, помимо магазина, придумать он не мог.
Когда он сел за стол, то тут же раздался телефонный звонок. Он посмотрел на бутерброды, потом на телефон, затем на кофе. Встав со стула, он пошел нехотя к телефону.
– Алло.
– Привет, сынок, – на другом конце он услышал радостный голос Мари.
– Привет, мам, – грустно и отчего-то боязно ответил он.
– Как ты там один? – все также бодро продолжала Мари.
– Справляюсь, – Антуан попытался улыбнуться, но вышло у него это не очень хорошо.
– Ну справляться тебе осталось недолго! Сегодня вечером уже вернусь к тебе, мой милый.
А вот эта новость Антуана расстроила.
– Так ты же говорила, что на несколько дней уезжаешь и вернешься не раньше, чем через пять дней. А сегодня только третий.
– Ну вот быстро справилась с работой. А ты не рад тому, что вернусь раньше и смогу быть с тобой?
– Рад, рад, – его слова потеряли какую-либо натуральность и нужно было быть глухим чтобы не понять, что рад он только на словах.
– И отлично. Приеду уже часам к семи, думаю. Так что встречай.
– Может, сходим в ресторан? – предложил Антуан, которому только что пришла в голову идея, – я тебя приглашаю.
– Ух ты, – Мари явно этого не ожидала, – а с чего так вдруг?
– А вот хочу тебя пригласить. Пообщаемся, поговорим в красивой обстановке.
– Ну хорошо, – Антуан не помнил насколько давно слышал такой растерянный голос матери, – прямо сегодня хочешь?
– Да. Закажу столик на восемь тридцать. Подойдет?
– Да, думаю, уже буду готова к этому времени.
– Ну и отлично! – Антуан сам воодушевился своей задумке, – тогда жду тебя.
– А я тебя. Целую. Пока.
– До вечера.
Антуан положил телефонную трубку и вернулся с улыбкой на лице на кухню, сел за стол и наконец мог позволить себя спокойно позавтракать.
Он обзвонил несколько ресторанов, пока не остановился на одном. Он не хотел излишнего пафоса, где блюдо стоит дорого, ждешь его долго, а ешь за минуту. Он хотел совместить прием пищи и общение, а не покрасоваться местом и собой, съев при этом, как он говорил, «маленький плевок», пускай и приготовленный отличными поварами. Заказав столик на восемь тридцать вечера, он стал обдумывать построение разговора с матерью. Он собирался сказать ей обо всем что знает и добавить один эпизод, который еще не произошел и, как он надеяться, не произойдет никогда. Ему стало сразу как-то легче, он понял, что от него сейчас тоже многое зависит и хотел сделать все, чтобы помочь Екатерине.
Мари приехала домой в начали седьмого. Антуан встретил ее с наигранной улыбкой и радостью. На самом деле, с одной стороны он хотел ударить эту женщину (хотя он не мог уже ее так называют) как можно сильнее, а с другой его возбуждение было очень сильным, что было заметно, несмотря на одежду, хоть он и пытался себя контролировать. Но он решил для себя твердо, что до ресторана ничего не будет. И чтобы помочь самому себе, он, когда Мари пошла в ванную после поездки, сел в кресло, достал один из журналов матери и открыл его на странице нижнего белья. Рядом с собой он положил несколько салфеток. Прошло всего пара минут и Антуан с закрытыми глазами и открытым ртом эякулировал, что помогло снять возбуждение, пускай и не полностью.
Когда Мари вышла из душа, Антуану было проще смотреть на ее голое тело. И в таком состояние становятся заметны некоторые вещи, которые не замечаешь, когда «слепнешь» от возбуждения и желания. Тело Мари не молодело, хоть она и была в хорошей форме. Грудь без лифчика уже не казалась такой упругой, небольшие складки на боках проступали и выделялись все больше. Сейчас Антуан сам не мог понять того, как это тело нравится ему больше тела Екатерины, что он не смог сдержать себя. Или же дело не в этом? Не просто в нравится и не нравится. Он уже на подсознательном уровне выбирает одно вместо другого. Словно доверяет больше тому, что дольше знает.