Поезд жизни на колее судьбы
Шрифт:
– Ну с нами же такого не происходило, – не упуская возможности, подметил тесть.
– Не зарекайтесь, – со злой улыбкой ответил Александр, все больше заводясь.
– Ну и что вы собираетесь делать?
«Достал он со своим «ну». Ну-ну, ну-ну. Других слов больше нет?»
– Я вам только что все рассказал.
– Глупо
– Чем же? – саркастически улыбнулся Александр.
– Всем.
– Ну предложите нам идею лучше. Мы с удовольствием выслушаем.
Как и всегда такое бывает, не зная что ответить, тесть перешел к другому. К нравоучениям.
– Ничего не понадобилось бы делать, выдумывать, если бы не дошли до такой
«Сам то как первый раз женился? По любви или из-за заделанного ранее ребенка»
– У каждого происходят разные жизненные ситуации и обстоятельства, – все больше сдерживаясь, отвечал Александр.
– Все зависит от человека. Он сам для себя решает.
– Ну вот человек все решил сам, а вы его осуждаете сейчас за это. Как же так? – разводя руки в сторону, сказал Александр, – противоречие возникает.
Беседа переставала быть дружелюбной, «семейной». Попытки тещи вмешать не увенчались успехом. Тон разговора поднимался.
– А в какой обстановке будет рожден ребенок вы подумали?
– Ребенок родится у тех и вокруг тех, кто его любит, кто им дорожит, – быстро ответил Александр, словно подготовил фразу заранее.
– Что за мужики пошли, – показывая вальяжно рукой на зятя, сказал тесть, – вместо того, чтобы разобраться с этим уродом французским, мы говорим здесь о любви.
– А бить друг другу морду это признак настоящего мужика? Ну тогда я не настоящий мужик. Так тому и быть. Ваша дочь спит не с мужиком. Настоящий мужик должен, наверное, спирт выжирать с водой, материться, и унижать всех вокруг, выпячивая себя. Такого мужа вы хотели для своей жены? – Александр нарочно привел именно это примеры, чтобы тесть почувствовал, что сидит словно перед зеркалом и вспомнил себя.
– Разговор не об этом. А о ребенке.
– О ребенке я сказал все. Он наша забота.
– Ничего вы не понимаете, – закончил тесть, сделав непонятно откуда взявшейся вывод.
– Наверное, так оно и есть, – с ироний сказал Александр и встал, – может, оно и к лучшему. Всего доброго. До свидания.
Он попрощался, поцеловал тещу, которая сказала ему обычные после таких разговоров слова, из серии «не горячись», «все в порядке». Тесть руки не подал, поэтому и Александр не протягивал свою.
«Надулся».
Он вышел на улицу и пошел в сторону ближайшей станции метрополитена.
«Самый, бля, здесь умный нашел. Да…не знаю каким о был в молодости, я не видел. Но если таким же, то я не понимаю, как за такого вот можно выйти замуж, а главное полюбить. Хотя каждому свою, может им вместе и комфортно, раз живут. Это личная жизнь каждого. Но вот это вот все просто выбешивает и выводит из себя. Словно специально, чтобы испортить всем настроение, он придумывает эти вот конфликты. Кому, нахрен, нужны в семье эти нравоучения? Можно же нормально сесть поговорить, обсудить. Если несогласен, то высказаться спокойно, подумать, осмыслить. А здесь, блядь, «Нет, я сам все знаю. Так плохо, так еще хуже. Вот со мной такого не было», а лучше он все равно ничего и не предложит. (кто-то хотел что-то спросить у Александра, но его выражение лица не располагало сейчас к общению, поэтому человек вильнул от Александра также быстро, как и секунду назад к нему). Как же меня это все достало. Плюс с этим мужиком…ему интересно самому не надоело говорить одно и тоже».
Александр постепенно чуть успокоился, развеев свои мысли приятными воспоминаниями. И когда он уже дошел до метро и
Елизавета, конечно же, было уже дома, когда вернулся Александр. Ему не терпелось вкусно поужинать, да еще и запах, который ударил ему в ноздри как только он открыл дверь, только усилил это желание. Но прежде всего нужно было все рассказать Елизавете о том, как прошла встреча с ее родителями. Александр не стал ничего скрывать и рассказал все подробно и довольно красочно.
– Саш, ну ты же его знаешь, – сказала Елизавета, когда ее муж закончил рассказ.
– Знаю. И так терпел как мог, ты же меня знаешь. Но он как пошел нести ерунду в своих нравоучениях. Я же долго терпел, но вечно терпеть я не могу, – он говорил активно используя жестикуляцию рук и мимику, – понимаешь, меня это искренне выбешивает. Дома он вот такой, а как выйдет «в люди», то начинает жопу всем лизать, но с напыщенным видом. У них это отработано. Где-то нужно подлизать, а где-то пойти по головам. Так ты же сама его знаешь – здесь он самый умный, а там – ему можно втирать что угодно и он поверит в это. А если ты начнешь переубеждать его в правильном направлении, то от тебя он просто отмахнется. В нем буквально сквозит себялюбие и самодовольство там, где в этом нет необходимости.
– Я все понимаю, Саш. Такой вот у него характер.
– Ну а зачем меня учить? Ладно, если бы говорил что-то дельное и нормально, а не всякую хрень в таком тоне. Да все они такие, – Александр отмахнулся, – ладно, – он перешел с раздраженного тона на нежный, – давай ужинать. Пахнет, – он втянул ноздрями воздух, – очень вкусно.
– Сейчас, – повеселела и Елизавета. С одной стороны ей, конечно же, были не очень приятны слова об отце, но с другой стороны она понимала, что муж прав.
Когда она встала, чтобы пойти на кухню, Александр не упустил возможности потрогать ее попу, которую облегал красивый халат. Она развернулась и широко ему улыбнулась.
После ужина оба уже не могли сдерживаться. Александр быстро убрал все со стола, отнеся грязную посуду на кухню, а затем посадил на стол жену. Елизавета легла и глаза ее смотрели на потолок, пока над ней не навис Александр. Теперь она видела только его лицо и все его эмоции, когда ее тело начало двигаться, скользя по столу, и содрогаться. Она стонала все громче, все сильнее сжимала руки мужа, который громко дышал и тоже стонал, держа её своими руками. Он не форсировал, не ускорял движения – было не то настроение. Хотелось, чтобы все было размеренно, чувственно, плавно. Но вечно это продолжаться не могло, поэтому, когда организм дал понять Александру, что скоро он извергнет из себя множество полезных веществ, то Александр ускорился на последние секунды. Тело Елизаветы стало чуть ли не биться об стол. А затем, после мужских и женских криков и стонов, наступила тишина, нарушаемая лишь частыми и громкими вздохами.
Когда наступил уже поздний вечер, и Елизавета с Александром лежали вдвоем в кровати под теплым одеялом, засыпая, а свет во всей квартире был погашен, раздался телефонный звонок. Александр резко встал, как только сквозь сон услышал пробивающиеся звонки, и, шаркая тапками по полу, подошел к телефону. Елизавета плавно повернулась на спину, пытаясь продрать глаза, и потянула руки перед собой, «к потолку».
– Да, – сказал Александр дремотным голосом, подняв трубку.
– Александр? – услышал он женский голос на другом конце.