Поезд
Шрифт:
– Ладно, ладно, – обиделся Елизар. – Зато чай подаю чистый, без химии, – добавил Елизар первое, что пришло в голову.
– И молодец! – мирно согласилась тетя Валя. – Говорят, скоро новую форму будут вводить на дороге. Шить заставят. Где они на мое пузо материи наберут – не знаю.
_ Да, – не без ехидства согласился Елизар. – Все равно что паровоз в китель заворачивать.
Несмотря на громоздкость, тетя Валя была проворна. Иной и молодой проводнице за ней не угнаться. Поэтому колкости в свой адрес она принимала снисходительно и даже сама их вызывала, как в этом пустяковом трепе.
– А еще болтают, что нас всей бригадой на другой маршрут переведут, – продолжала вязать ленивый предрейсовый разговор тетя Валя.
– Не переведут, – в тон ей отозвался Елизар. – Будут они с нашим бугром связываться.
– Тю! – повысила голос тетя Валя. – Тоже шишка. Таких крикунов-бригадиров на участке, считай, каждый второй. Переведут! И не пикнем. Другое дело, что мы с Аполлоном нигде не пропадем.
Площадка, отведенная под явку бригад, постепенно заполнялась. Вот подошел Сергей Войтюк, гроза поездных хулиганов. Молча сел, опустив к ногам холщовую сумку. Достал платок и принялся растирать затылок. Последнее время его донимала гипертония. Войтюк возил с собой аппарат, навострился мерить давление даже под грохот колес. Вся бригада бегала к нему в купе от нечего делать. Войтюк никому не отказывал… Подкатили на такси братья Мансуровы – Шурка и Гай-фулла – бывшие носильщики, ребята крепкие, тихие и, главное, непьющие. Именно поэтому, говорят, они не прижились в беспокойном и суетливом братстве привокзальных флибустьеров. Обсуждать с ними весть, что принесла тетя Валя, бессмысленно. Братья будут отмалчиваться. С детства их, видно, приучили: нет ничего дороже молчания – всегда в выигрыше. Да и Серега Войтюк сейчас весь в своей гипертонии. Только что с Яшкой перекинуться словами. Яков когда-то был инженером, устроился на сезонку проводником, поднакопить деньжат, да так и осел. С тех пор прошло года три. Яквв и машиной обзавелся, и в кооперативный дом въехал… Вон стоит у столба, газету читает, грамотей. И чемоданчик аккуратный, и сам причесан, точно из бани. Но свой парень, положиться можно… Елизар шагнул было к Якову мыслями поделиться, как в отдалении, у павильона, увидел Магду.
Аполлон Николаевич Кацетадзе проводил планерку.
Его скуластое лицо с широкими черными усами еще хранило следы горячего разговора в диспетчерской. Все нарядчики как нарядчики, их же Веруня – злыдня. Как Аполлон к ней ни подъезжал: и польские духи сулил, и помидоры – все впустую. «Человек работал с фирменными поездами, привык к роскоши, а ты пытаешься ее от всего отучить, – укорял Аполлона приятель, начальник адлеровского поезда. – С твоим сундуком на колесах она просто растерялась. Дай привыкнуть человеку, потерпи». Санитарный врач, как правило, обращает внимание на куртку. И наказывает проводника, если куртка имеет такой парадный вид – значит, чай разносится без куртки, нарушаются правила.
И Аполлон терпел. Чего он добивался от Веруни? Пары пустяков! Чтобы нарядчица не посылала ему новых проводников, зачем ему неприятности? Его люди против пополнения, им это ни к чему. Катается каждый в своем вагоне, как говорится, в одно лицо, на свою удачу. По инструкции не положено? А кто соблюдает эту инструкцию? Летом, так вообще на два вагона один проводник не редкость, где ваши инструкции, покажите! «Известно, почему ты новичков отфутболиваешь, – кричала Веруня на всю диспетчерскую. – Не хотят твои проводнички с другими делиться, карман-то у них без дна. Да и тебе больше перепадет!»
Плюнул Аполлон, выскочил из участка как ошпаренный, и впрямь язык у женщины без костей. Пришлось подключать старшего нарядчика, на бутылку коньяка отстегивать. А у начальства вкус тонкий, только французский и употребляет.
Так что настроение у Аполлона было подпорчено. А тут еще и авторучка не пишет, шкрябает, блокнот с колен стаскивает, действует на нервы… Была еще одна причина, из-за которой настроение Аполлона Николаевича Кацетадзе не то чтобы портилось, но как-то особенно возбуждалось. Предстоящая поездка была для него не обычным рейсом. Можно сказать, событием, которое серьезнейшим образом может повлиять на его жизнь… Если ничего не изменится, то он, по прибытии в Москву, завтра, в восемь утра, покинет поезд. Точнее, улизнет, оставив вместо себя кого-нибудь из проводников. И этот из ряда вон выходящий поступок, можно сказать – уголовно наказуемый, он вынужден будет совершить по особой причине… Он, конечно, вернется в поезд, догонит самолетом где-нибудь по маршруту. Но завтра, в четверг, к десяти часам утра, ему необходимо быть в Москве, даже если после этого он понесет самое суровое наказание… А что с поездом случится? Столько лет работает Аполлон начальником, и никаких особых происшествий. И в этот рейс ничего не случится. Нечего себя изводить заранее, к тому же в Москве ему нужна ясная голова и душевное спокойствие…
– Ну что?! Катаемся по старой схеме? – Аполлон обвел взглядом свою команду.
Бригада выжидательно молчала, словно вспоминая, как они катались в последний раз. Елизар подмигнул Магде, та поджала губы и отвернулась. Они в дележе не принимали участия – прицепных вагонов всего два, а между собой они их давно распределили: Магда брала купейный, Елизар плацкартный…
Дольше затягивать паузу было рискованно, Кацетадзе это чувствовал. Все-таки его опередили – первой бросила камешек тетя Валя. Быстрая на ногу толстуха наверняка уже побывала на путях отстоя и ознакомилась с вагоном, который она обслуживала в прошлую ездку. И ознакомление это ее чем-то не устраивало. То ли титан не работал, то ли электрохозяйство доверия не внушало, возись потом…
– Мне, например, Аполлон Николаевич, хвостовым ехать надоело, – опередила она начальника на долю секунды. – Человек я немолодой…
– Почему хвостовым, женщина? – вкрадчиво произнес Кацетадзе. – До Минвод за тобой будут два вагона прицепных. А из Минеральных до оборота и мигнуть не успеешь. И первым номером домой вернешься.
– Все равно, пусть по справедливости, – тянула свое тетя Валя. – Дайте мне середину. Восьмой или шестой.
– Сразу шестой?! – прогудел Войтюк. – А мне пешком по шпалам?
– Ничего. Покатаешься и в хвосте! – обрубила тетя Валя. – И там найдешь себе клиента. Мне с тобой не тягаться.
– Ну, тетя Валя… Ты тоже пустой не поедешь! – вставил Судейкин, прыщавый проводник-первогодок с вислыми карманами на мятом кителе. Чувствовал Судейкин, что его принесут в жертву тете Вале: первый год работает, своего еще не накричал.
И точно. Тетя Валя поймала взглядом Судейкина.
– Помалкивай, Судейка! Ты с мое пересчитай наволочек я одеял, потом и вякай…
– Тихо, тихо! Не дома! – воскликнул Кацетадзе. – Клянусь могилой отца, уйду я от вас. Что за люди?!
Конечно, это был не пустой спор. Хвостовой вагон реже осаждали безбилетники, и претензии тети Вали были понятны всем.
Аполлон Николаевич Кацетадзе недаром пользовался репутацией справедливого начальника. Он поднял длинный сухой палец и погрозил всей бригаде разом.
– Что я вижу?! Пожилая женщина, член нашей семьи, трясется в последнем вагоне, на отшибе. И больше рискует от всяких хулиганов, а здоровые молодые люди, ее товарищи по работе, сидят себе в надежных вагонах в центре состава. Что я должен подумать как старший по должности товарищ?
– Вы должны подумать, Аполлон Николаевич: есть ли среди нас мужчины? – в тон вставил Яша. – Я вам отвечу – есть!
– За-а-аписали! – и Аполлон проставил номер Яшиного вагона против фамилии тети Вали.
Все заулыбались, а Судейкин позволил себе громко -засмеяться. Хитрец этот Яша, ему все равно, где ехать, – Яша свое дело знает. Где бы он ни работал, в проигрыше не останется, свое возьмет. А жест, что ни говори, – красивый и, главное, – козырной, всегда пригодится, если коснется чего серьезного…