Поезд
Шрифт:
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Рассвет с трудом проникал в таежную чащобу, путаясь в высоком панцире из туго сплетенных ветвей. Но Старшему не нужны рассветные зори. Он привык просыпаться сам по себе, в пять утра…
А проснувшись, еще полеживал с закрытыми глазами, сны вспоминал. К примеру, сегодня ему снился речной пароходик «Нарком Кучерявый», ветхий водошлеп с неприлично большими колесами и с трубой, испускающей светлый дым,– котел топили дровами… Кто такой этот Кучерявый? И почему нарком? Ах да! Прозвище начальника отдела Транспроекта. Он посвящал Старшего в техническое задание: найти наиболее экономичную трассу будущей дороги, в обход Голубого хребта. Человек в блеклом кителе без петлиц, с пышной шапкой кудрявых волос… «Кучерявый» вручил Старшему две тысячи сто шесть рублей. Из рук в руки. Это все, что оставалось в кассе учреждения. Он и своих добавил, личных,
«Как же на самом-то деле назывался тот пароходик?»– силился вспомнить Старший и проговорил в темноту палатки:– А как называлась та посудина, что доставила нас к Гремячим порогам?
– «Андромаха»,– ответил Карабин.– А что?
– Приснилась она мне. Только под другим названием.
– А не приснилось вам, когда мы выйдем к базовому пункту?– поддержал разговор Младший,– он тоже не спал.
– Это как будем идти,– уклончиво ответил Старший.
В стылой темноте палатки произнесенные слова, казалось, не пропадают, а как-то затаиваются. И Старший физически почувствовал, как ребятами овладевает Страх. Впервые он это приметил три дня назад… Завалили молодую лиственницу, двухлетку. Но неудачно– дерево рухнуло на самой оптической оси теодолита, даже верхушку рейки нельзя было разглядеть. Оттащилив сторону, замерили результат и двинулись дальше, к пикету на гребне холма. Поднялись. Раздвинули осточертевший кустарник-мордохлест и замерли: в глаза ударила даль тайги. Вдруг! Тени облаков ползли по тугому темно-зеленому пространству, в далекой глубине которого дыбились покрытые снегом отроги хребта. Того самого Голубого хребта, который они обходили стороной. Именно тут впервые Старший и почувствовал Страх у своих юных спутников. Тяжелый, неотвратимый, точно рок. Он коконом опутывает человека, сбивает дыхание, сковывает движения. Иголочка хвои, которую держал в зубах Младший, сползла на нижнюю губу и едва держалась, уткнувшись кончиком в заросший подбородок. Который день Младший не брился. Да и Карабин выглядел нелепо, с клочком ваты на изодранной телогрейке, в большой, не по размеру шапке. Мальчишеское лицо с опавшей на скулы бледной, голодной кожей сейчас казалось гораздо моложе своих лет. Говорят, что страх человека старит. Наоборот, парализуя волю, он делает человека беззащитным, словно отнимая у него годы. «Он совсем дитя,– подумал тогда Старший.– Угораздило меня связаться с детьми». Но где ему было взять в то время сильных, взрослых мужчин. Он сам просился на фронт, но ему отказали…
– Мне снилась «Андромаха»– надо полагать, скоро доберемся до базы,– произнес Старший.
– Как нам выйти к каньону, если мы отклонились от маршрута?– уныло сомневался Младший.
Они действительно отклонились от линии на карте– они были изыскателями, они искали наиболее подходящие условия для строительства железной дороги. А впереди раскинулось болото, да и вся приболотная терраса поросла ерником– признак вечной мерзлоты.
– Кто знал, что упремся в болото,– Карабин, как обычно, поддерживал Старшего.– А когда контрольный срок?
– К двадцать восьмому октября нас ждут,– Старший усмехнулся. Что-что, а эту дату все участники экспедиции знали назубок. После истечения контрольного срока инструкция предлагала начать розыск экспедиции. Но это в мирное время, а сейчас…
– Я и в поезде-то ездил за всю жизнь один раз,– вдруг проговорил Карабин.– Хорошо. Вагончики как игрушечные. Лежишь себе, в окошко поглядываешь, книжку читаешь,– ему хватило такта умолчать о еде, не вгонять своих товарищей в тоску при мысли о предстоящем завтраке, да и пшена-то оставалось всего ничего.
– Понастроим мы этих железных дорог,– поддержал Старший.– Начнем кататься по-быстрому, в тепле и уюте. Только и будем говорить друг другу: «Спокойной ночи. Доброе утро. Как поживаете?» Согласен, Карабин? А пока– подъем. Пора, ребятушки, за дело браться. Прогнать бы нам сегодня километра три-четыре, а? Может, выйдем к северной горловине каньона, не провалился же он в преисподнюю, с нашей базой… Подъем, ребятушки, подъем, милые…
Глава первая
1
Это был видавший виды вагон, не один сезон зимовавший в отстое и по разным адресам. Он напоминал дедушку, которого спровадили в дом престарелых и, по мере необходимости, возвращали в лоно семьи нянчить внучат. И когда отпадала необходимость, вновь отправляли на одинокое стариковское коротание. А ведь и не таким уж старым он был – вагонный век определен специалистами в сорок лет. Так что в девятую годовщину его можно было принять и за воина, состарившегося в нелегкой походной жизни, полной опасностей и печалей, и забытого после победы…
Первые три года вагон катался в фирменном составе. Золотые были времена. Проводницы – две девчонки из прибалтийского городка – ухаживали за ним, точно за любимым псом. Каждый закуток – от котельного отделения и до последней пепельницы – был под неослабным их покровительством. И вагон, еще совсем юный, с кисловатым запахом лака от стен и панелей, мягким сиреневым светом новеньких плафонов, чистых, до хрустальной нежности, стекол, красных ковровых дорожек, скрадывающих шум колес, отвечал на заботу проводниц надежностью, гостеприимством и щемящим уютом… 2 Надо составить документ о свободных и освобождающихся местах на участке, завести пономерной учет свободных мест, заготовить предварительные телеграммы о высадке пассажиров на участковые станции. Цифры, цифры, цифры… Каждую ошибку ревизор вынюхает, пришьет сокрытие мест, затеет кляузу. Сколько служб следит за учетом распределения мест в поездах, у них и вычислительная техника, и штат, – кому как не им помогать проводникам? А работа проводникам, как в насмешку, прибавляется и прибавляется. Смех, и только. Особенное недоумение вызывали у Аполлона люди из группы технологического контроля – ГТК. Вместо того, чтобы контролировать работу билетных кассиров да вести учет мест в поездах, они дублируют ревизоров-контролеров. Черт знает что… Наваждение какое-то: контролеров все больше, а количество двойников не уменьшается, а наоборот, растет. Или вовсе гонят через всю страну чуть ли не пустые вагоны, в то время как у касс люди давят друг друга. Отсюда и всевозможные злоупотребления. С некоторых пор этот парадокс завораживал Аполлона своей абсурдностью. Все чаще вступал он в спор с серьезными ребятами из группы технологического контроля. Чудак, убеждали его ребята, люди поумней нас с тобой придумали нашу службу, им с горы видней… Последний раз Аполлон затеял спор с Савкой Прохоровым, своим бывшим сокурсником и другом. Они встретились случайно на улице. Казалось бы, люди, работающие на железной дороге, должны видеться чаще, но Аполлон не видел Савелия с тех пор, как ушел из управления. Аполлон не подозревал, что эта случайная встреча на улице так повлияет на его судьбу…
Но, как известно, ничто не вечно под луной. Дорога получила новые вагоны. И один из них, легкомысленно кокетничая свежей зеленью корпуса, чистой серой кровлей и черными, еще не уставшими ходовыми тележками, бесцеремонно вытеснил наш вагон из фирменного состава в обычный поезд. Девчонки-проводницы, как истинные представительницы прекрасной половины человечества, тотчас отдали свои сердца новому кумиру, а прежний принялся отмеривать километры среди собратьев, многие из которых также провели лучшие годы в фирменных поездах. Им было о чем вспомнить. Прошлое согревает, если будущее заманчиво и желанно. Но если от будущего не ждешь ничего, то и прошлое нередко вызывает горечь, несмотря на добрую память, – горечь утраты. Будущее у нашего вагона малопривлекательно. Сколько об этом переговорено за долгие перегоны! Особенную тоску навевал бурый вагон, который попал в схему из почтово-багажного состава и сейчас стоял в сцеплении сразу же перед нашим вагоном. Ну и порассказал он о своем житье-бытье, нагнал страху на бывшего аристократа-фирмача.
Многое из слышанного наш вагон знал и сам, хотя зимовал он на охраняемых базах отстоя. Правда, охрана – смех один: три бабки на восемьсот вагонов. Как опускается ночь, бабки занимают оборону в старом, снятом с колес пульмане, выставляют дворнягу и укладываются спать. Так собачка и охраняет их сон. А зимой день короткий, особенно на севере. Ветра колючие, мороз. Хорошо, если вся вода из системы слита, трубы не разорвет. Но краска лупится, пластик трескается. Ждешь не дождешься, когда с весной начнут вагоны из отстоя выбирать, составы формировать… Однажды, правда, повезло – отправили на зимнюю спячку к югу. Курорт! Вот и построили бы там санаторий для вагонов. И государству выгодно! Весенний ремонт после северной стужи каких денег стоит – в один сезон можно оправдать все расходы на строительство такого санатория… Только никак не решат по-государственному этот вопрос. Год прошел, и ладно, вперед смотреть каждодневная суета мешает. В итоге большие миллионы просаживают на ветер. Нет, не врет этот бурый вагон, не от скуки настукивает истории свои невероятные…