Поезд

Штемлер Илья Петрович

– Есть претензии, – живо отозвался молодой человек. – Замок дверной заклинивает. Дергал, дергал – с трудом одолел. Как бы не подстроил неприятность Павлу Мироновичу, по срочному делу.

– Игорь, – укоризненно обронил старик.

Елизар сдвинул дверь до щелчка, вновь отворил, замок работал исправно.

– Закон свинства, – вставил молодой человек. – Минут пять дергал, не получалось.

– Чувствует хозяина, – согласился Елизар.

Замок и вправду срабатывал не так ладно, как ему

полагалось, но беспокойства не вызывал – будет на такую ерунду Елизар внимание обращать, мелких неполадок в вагоне хватает, только оглянись…

Он перешел в соседнее плацкартное купе.

Елизару нравились плацкартные вагоны.

К сожалению, их становилось все меньше – пассажир требовал купейные, он доплачивал за спертый воздух, за духоту и теснотищу, только бы чувствовать себя отсеченным от яростного мира хотя бы на короткий срок поездки, не волноваться за чемоданы, надежно упрятанные на антресолях. Пассажирам и невдомек, что по статистике о хищении вещей в дорожных условиях первенство держат именно купейные вагоны. В плацкартных все на виду: и вещи, и люди. И пассажир там родней, сговорчивей. Как-то Елизар катался на «СВ», дело, правда, давнее, но до сих пор он помнил, как дух перехватывало от тех пассажиров, – и то им не нравилось, и это. А считай, чуть ли не каждый второй из них – туз козырной, которому ничего не стоило на Елизара всякие напасти наслать. И вернулся он в свой плацкартный чумным, точно после парилки в холодный душ: покой и блаженство. В сущности, как мало надо маленькому человеку – надо, чтобы тебя принимали за своего. А в плацкартном Елизар был свой. Конечно, и в плацкартном разные люди катались. У иного на лице такое выражение всю дорогу, словно он в плацкартный по приговору суда попал. Но Елизару они были не страшны, – большинство пассажиров, как правило, оказывались на его стороне, в любых конфликтах. Умел Елизар вызвать к себе расположение…

– Все места заняты? – спросил Елизар и свойски подмигнул большеглазому парню, что помогал перетаскивать матрацы.

– Все, дорогой! – с готовностью ответил с верхней полки большеглазый, сияя круглой физиономией. – И на том берегу тоже все занято. Полный комплект. – Он имел в виду боковые места.

На одном из них сидел моложавый мужчина с крепким загорелым лицо?!, на другом старушка, что пострадала при раздаче белья. Старушка держала на коленях ведро с яблоками и глядела на проводника смешливыми узенькими глазками.

– Так – та-а-ак, – неопределенно протянул Елизар и окинул взглядом открытое купе, точно прицеливаясь, с кого начинать проверку.

Нижнюю скамью занимала уже знакомая Елизару женщина, что заходила в служебное отделение. Сейчас она улыбалась, извлекая из сумки какие-то пакеты. И раскладывала их вдоль окна на бумажной салфетке. Напротив сидел паренек лет восемнадцати, светловолосый, чем-то похожий на пассажирку. Из-под коротковатых зеленых брюк случайными яркими утюжками горбились кроссовки. Одно время их сотнями скупали на юге, где предприимчивые мастеровые наладили производство модной обуви, и оборотистые дельцы везли кроссовки в северные города, брали за них двойную цену. Елизар тоже ввязался было в эту путину, но прогорел. Ему вообще не очень везло. Он медленно созревал. Когда-а-а ему еще Магда внушала, что надо обратить внимание на кроссовки. Сама-то она их скупала чемоданами и, не напрягаясь, оптом сдавала перекупщикам. А вот Елизар никак не мог переломить себя, а когда переломил, спрос на кроссовки упал; завалили ими северные города. Едва свои деньги выручил Елизар, зарекся гнаться за модой, ну ее.

– Куда путь держим? – Елизар разложил на коленях брезентовую канцелярию.

– До конца, – охотно отозвалась женщина, протягивая билеты.

– Двое? – принял билеты Елизар.

– Да. Сын со мной… На побывке был. За хорошую службу отпустили.

– Ну, мамо, – смутился чему-то паренек и толкнул под скамью сверкающие чернью солдатские сапоги.

Елизар аккуратно уложил билеты в ячейку и поднял глаза на кавказского парня.

– Тоже до конца еду, – с готовностью ответил тот. – Чай будет?

– Все будет… А где твой товарищ?

– Чингиз? Убивать пошел себя.

– Не понял.

– Курит в тамбуре. А табак – яд! Он тоже едет до конца.

– Билеты есть?

– Конечно, начальник, – кавказец протянул Елизару два билета. – Хочешь, титан разожгу, помогу тебе.

– А можешь? – Елизар и так знал, что эти ребята все могут, – месяцами в поездах ошиваются, фрукты-овощи возят на рынок.

Довольный разрешением, парень резво соскочил с полки.

Елизар обернулся к боковым местам секции и улыбнулся.

– Что, старая, цела? Не помяли мешком-то?

– Цела-а-а, – поддержала бабка. – И ведро со мной. Что ему сделается, железное ить… Когда мы в Армавир пришлепаем?

– В Армавир… Тебе в Армавир надо было в другой вагон билеты брать.

– А что, мы его просемафорим? – встревожилась бабка. – Ах, батюшки, чего ж это она, кукла крашеная, кассир?

– Не в этом дело, бабка, – терпеливо пояснил Елизар. – Армавир-то мы встретим-проводим честь по чести. Только вагон наш прицепной, на него спрос большой у тех, кто далее Минвод едет. А тебе все одно как. Армавир-то до Минвод будет.

– Господи, напугал-то… Я и сама дале еду. В Армавире мне ведро отдать надо куме. Год держу. Сказывала, как поеду обратно – выкину ей ведро.

– Да, ценность большая.

– А то… цинковое ить. – Бабка хитро прищурила глазки. – А что, служивый, может, билет при мне останется, надежней будет.

Елизар молча складывал ее длинный билет, выискивая взглядом нужную ячейку.

– А то прошлый раз проводник упился и тряпочку с билетами потерял, – жала свое бабка. – Весь вагон вверх дном перевернули, искали. Только что под колеса не заглядывали…

– Я непьющий, – степенно ответил Елизар. – А вы куда путь держите? – обратился он к мужчине, что сидел с другой стороны столика.

– Куда? – У мужчины оказался слабый застенчивый голос. – Билет до Гудермеса.

– Вы один, – уточнил Елизар.

– Со скрипкой, – мужчина указал на третью полку, где среди тюков и коробок пробивался черный футляр. Он бросил летучий взгляд на пассажирку, что выкладывала из сумки пакеты.

Елизар перехватил этот взгляд, усмехнулся.

– Скрипка… Помню, один аккордеон вез. В дороге его милиция прихватила. Там, в футляре, он золото прятал, ювелирный ограбил.

– Господи! – охнула старушенция.

– Как это? – растерялся скрипач.

– А так, – Елизар развел руками. – Граждане! Приготовьте рублики, постель буду раздавать. Чтобы без задержек.

Елизара увлекало начало дороги, первое знакомство со своими пассажирами. Словно он складывал групповой портрет людей, связанных с ним цепью особых, близких отношений. Кто из них доставит радость, кто огорчения? Что сулят они Елизару в долгие часы поездной жизни? Сколько раз бывало – после ухода из вагона последнего пассажира такая тоска овладевала Елизаром, что хоть оставляй эту окаянную работу и спеши следом за теми, чьи укороченные чемоданами фигурки пропадают в тени вокзальных порталов, чтобы исчезнуть навсегда. А скольких из них Елизару доводилось впоследствии встречать! И странно, мало кто узнавал Елизара в другой, городской жизни. Он узнавал, а его – нет. Казалось, должно было быть наоборот – их много, а он один. Нет же… Вероятно, и на самом деле у него такая неприметная физиономия, не запоминается, как степной пейзаж за окном бегущего поезда. Или в глазах пассажиров сам проводник все одно, что полки, столики, плафоны… Елизар на это не обижался, глупо. Поэтому каждую новую поездку встречал добросердечно, с интересом. Стоит только взглянуть вдоль коридора, на то, как свешиваются с полок, сидят на скамьях, обратив к нему любопытные, ждущие взгляды его пассажиры, как сразу же овладевает наивное сознание значительности дела, которым он занимается… Когда Елизар делился своими мыслями с Магдой, та поднимала его на смех. В такие минуты Елизар всерьез обижался на свою подругу. Но не надолго…