Поезд

Штемлер Илья Петрович

Аполлон думал об Алексее Свиридове. Собственно говоря, он и не прекращал думать о начальнике дороги с тех пор, как незадолго до последнего рейса его вызвали в управление. Признаться, он ждал этого вызова. Позвонил Савелий и сообщил, что у него состоялась встреча с Алешкой, в гостинице. Правда, Савелий и словом не обмолвился, что они вспоминали и Аполлона. Но иначе и быть не могло… И вот – приглашение зайти в управление. Причем после рабочего дня. Аполлон волновался. И Алине ничего не сказал.

Встреча с «Алешей Поповичем» прошла не очень тепло. И только по вине Аполлона. С самого

начала, когда Свиридов вышел из-за стола и хотел обнять старого институтского приятеля, Аполлон бестактно уклонился, официально протянув руку. Свиридов замкнулся, посуровел, хотя и старался сохранить радушие. Они обменялись какой-то необязательной информацией. Аполлона насторожил тон бывшего приятеля, когда разговор коснулся места работы жены, Алины. «В железнодорожной кассе работает Алина», – сказал Аполлон. «Я знаю», – ответил Свиридов. Именно тон, с которым он проговорил эту короткую фразу, и оставил в душе Аполлона странный осадок. Показалось, что Свиридов знает многое о личной жизни Аполлона, и это его сковывает. «Послушай, – сказал Свиридов. – Когда-то мы звали друг друга не по имени-отчеству, я хорошо помню те времена». – «Да, но вы тогда не были начальником дороги», – ответил Аполлон, испытывая смятение… Этими фразами они обменялись в самом конце неловкой и скомканной беседы. И Аполлон тогда подумал о том, как годы меняют внешность человека. Вот Савелий Прохоров, пожалуй, мало изменился, а Алешка…

Казалось, со всех этажей опустевшего здания в кабинет просачивается тишина. Это еще больше угнетало Аполлона, возводя между ним и Свиридовым непроницаемую стену… «Неестественно, Аполлоша. Мы старые друзья. Ты странно ведешь себя», – произнес Свиридов. Аполлон лишь пожал плечами, глубже втягиваясь в горячее, точно набитое угольями бархатное кресло.

Конечно, во время беседы и его прорывало. Особенно, когда разговор зашел о судьбе Савелия. Но, признаться, не слишком прорывало. А все из-за давящей тишины, словно напоминающей, кто сидит перед Аполлоном, хотя Свиридов уже давно вышел из-за стола и расположился рядом, в таком же бархатном кресле. К облегчению Аполлона, раздался телефонный звонок, и, видимо, очень важный, из Москвы. Аполлон поглядывал на дверь, решая, тактично ли сейчас уйти или все же переждать затянувшийся телефонный разговор. И все обдумывал неожиданное предложение Алексея.

Речь шла о давних работах покойного отца Аполлона, касавшихся пассажирской службы. Свиридов узнал о них от Савелия Прохорова. «Что ты их прячешь?» – возмущался Свиридов, вольно закинув на спинку кресла руки с четырьмя властными звездочками на обшлагах кителя. – Савка говорил, что ты и сам немало потрудился над отцовскими бумагами. Торопись. Через месяц коллегия по пассажирским делам. Если надумаешь – занеси мне бумаги, ознакомь»… Аполлон принес. Оставил секретарю. Вскоре Свиридов позвонил ему, сказал, что ознакомился. И намерен вынести предложения отца и сына Кацетадзе на коллегию…

– Удивительно, как меняется внешность человека, – произнес Аполлон. – Был у меня друг. В институте учились. Такой заморыш, лобастый, – Аполлон сложил руки на груди. – Недавно встретились – не узнаю его. Высокий, здоровый. Интересный мужчина… Голос сохранил, скорее интонацию…

– Ну и что? – Магда кругами водила по столу тряпкой.

– Он меня подавил как-то. Не знаю чем: то ли положением своим высоким, то ли… достоинством, что ли? Я чувствовал себя малявкой. Пыжился, стараясь этого не показать. Таким выглядел со стороны дураком…

– Я тоже встретила подругу, – Магда умолкла. Не могла сообразить, как увязать свои рассуждения с мыслями начальника поезда. – Катается себе в новом вагоне, как принцесса. Триста рублей получает… А тут возишься в полутьме, точно мышь, – неожиданно для себя повернула Магда. – Как по-вашему, Аполлон Николаевич, что такое совесть?

– Я думаю… когда в человеке просыпается человек.

– Рядом просыпается, что ли? – усмехнулась Магда.

– Иногда и рядом. Как укор, – без улыбки ответил Аполлон. – Видно, тебя задела чем-то подруга.

– Кто? Танька-Мимоза? Нет, не она… Но если честно – одно к одному, – Магда швырнула тряпку на шкафчик и села. – Мне Косилка настроение крепко испортил, ревизор с Оленьего ручья… Дерьмо мужик. Сижу и думаю: ведь он встречает порядочных людей, «здрасьте» говорит. Руку жмет. На праздники ходит, поздравляет. Его поздравляют. Детей воспитывает, паразит!

– Ну… а мы с тобой лучше? – Аполлон умолк. Он вспомнил последний разговор с Яшей-проводником. Но удержаться не мог, видимо, эта тема занозой впилась в сердце, не было никакого удержу. – Лучше, скажи? Я, ты, Елизар твой, Яков, Серега Войтюк, братья единоутробные! Лучше?

Магда молчала. Потом тяжело вздохнула и проговорила упрямо:

– Елизар лучше. Да, он такой же, как и вы и мы, но… другой.

– Да-а-а, – Аполлон качнул головой. – Может быть. Разглядела, значит.

– Разглядела. У меня зрение хорошее! – резко ответила Магда. – А если мы все такие, то и нечего, знаете… Сами-то! Оставили всю бригаду без прикрытия. Кто так поступает? А если бы попался нормальный ревизор? Составил бы штук пять актов на бригаду. Хорошо это?!

– Хорошо, Магда, – негромко вставил Аполлон.

– Кому хорошо, интересно?… Да что с вами, Аполлон Николаевич?

– Ты ведь, Магда, другая. Совсем другая. Почему тебе хочется казаться не такой, какая ты есть?

– Аполлон Николаевич… я – одинокая женщина, с дочкой на руках…

– Вот и выходи за меня замуж.

Магда ждала от начальника поезда всего. И крепких слов, и ухаживаний, и серьезных разговоров, и соленых шуток… но такого. Она сомкнула тонкие губы и провела ладонью по лбу.

– Выходи за меня замуж, – повторил Аполлон с каким-то удовольствием.

Иной раз произнесенная фраза возвращает к мысли, которая, казалось, должна предшествовать этой фразе. И лишь потом убеждаешься, что фраза выражает именно то, что томит душу, смущает покой…

– Сказали, не подумав, – повела головой Магда.

– Уже подумал. Успел, – улыбнулся Аполлон. – Я тоже одинокий человек. Да, женат. Есть и дочь у меня… Но я одинокий человек. И мне кажется, я люблю тебя… Твои отношения с Елизаром, понимаю. Но я тоже не святой, Магда…

Какой-то пассажир сунулся было в купе, перепутав со сна двери, и, извинившись, удалился.