Поезд
Шрифт:
– Работай, работай, – торопила Магда.
– А я что делаю? Ну, кажется, все! Ажур!
Успел Гаврила Петрович, натянул ремень. И вовремя… Поезд напрягся. Вот-вот тронется в путь.
Электрик бросился бежать к себе, в штабной. Не очень-то хочется возвращаться вагонами от самого, считай, конца поезда, мараться в тамбурах, хлопать дверьми, синяки набивать. По платформе удобней…
– Ты, Савина, пригляди за щитком! – крикнул на бегу Гаврила Петрович. – Доверяю.
Магда махнула рукой: чего смотреть на щиток, не телевизор. Не видела она эти лампочки! Помнится, много лет назад, когда службу начинала, ох и перепугалась. Смотрит – плюсовая ярче горит. Чуть-чуть, правда, но все же… Стоп-кран сорвала, тревогу подняла. Искали-искали электрики утечку, так и не нашли. Из графика поезд выбили, скандал.
Магда тронула ладонью упругую ленту ремня. И отблагодарить не успела Гаврилу Петровича как положено. Ладно, потом сочтутся, свои люди…
Весенние ночи в степи свежие. Бурый бедолага-вагон за день, правда, согревался, да ночью все тепло выдувало. Конечно, не сравнить с зимней спячкой в парках отстоя, под присмотром старушек-охранниц с собачкой. Его сосед, плацкартный вагон, еще бодрился, даже корил бедолагу. Ему-то хорошо корить, не хвостовым замыкает поезд, с обеих сторон, считай, прикрытый… Но ничего, терпеть можно. Известное дело, если бы всякие охотники до казенного добра не обобрали вагон зимой, не содрали бы все, чуть ли не до ходовых тележек, то любая степная промозглость была бы нипочем, а так… Как ни восстанавливай на заводе то, что лихие руки наворотили, – все равно пустое: ремонт, он и есть ремонт. Разве сделают так, как было? Да никогда! Что-нибудь да упустят. Недаром столько жалоб на вагоноремонтные заводы. Говорят, куда выгоднее новый вагон соорудить, чем восстанавливать старый…
Вот о чем судачили между собой наши прицепные вагоны во время поездки. А что еще делать? Стоят они рядышком, сцепка в сцепку, вот и судачат. Косточки перемывают деповским работничкам…
К примеру, вчера, в Ярославле, когда отдыхали колесо в колесо с «фирмой», молодость свою вспомнили, девчонок-проводниц из прибалтийского городка. Не то что эти нынешние – Магда и Елизар. Тоже люди неплохие. Стараются, ухаживают по мере сил, поддерживают порядок. Да разве справишься теперь? Взять, к примеру, ту же пыль. Годами скапливается под крышей, в закутках всяких. Ну и растрясается по всему вагону. Не дай бог, искра какая-нибудь залетит. Порох, а не пыль! За считанные минуты вагон сгорит. Раньше-то, когда паровозы бегали – сколько пожаров от встречных искр происходило. Не то что в наши дни… Но и теперь случается. Кто из пассажиров сигаретой балуется: бросит за окно, а ее между рамами ветром затянет. Там и тлеет до пожара. Кто с пьяных глаз костер в купе устроит. Но это еще куда ни шло… Обидно, когда конец приходит из-за расхлябанности тех, кто по должности своей обязан следить за вагонами. От разгильдяйства их, от безответственности… Если по-честному: как его, бурого, из парка отстоя вытащили? Из всего стада его одного… Удобней всех стоял, у самой горловины. Вот и весь секрет. Наспех пробежали осмотрщики, глазом пригладили и подписали бумагу – все в порядке, мол. Нет чтобы внимательней присмотреться: может, где и прохудилась изоляция, ведь не первый год катается вагон, верно? А были времена, когда специальная бригада ответ за это держала. Каждый уголок вынюхивали перед тем, как в схему поездную включить. Не спеша, по графику. Люди опытные, степенные, непьющие. Э-хе-хе… Ведь у электрической искры разговор с пластиком короткий. Особенно на скорости, когда ветром раздувает. Спасайся, кто успеет! Вот когда тепло становится, на десятки метров вокруг. Никакая степная ночь не страшна со своей прохладой. Да, ничего себе утешеньице…
Так они переговаривались друг с другом. Не зная, что бурому бедолаге оставалось жизни той, вагонной, всего ничего. Не дотянуть ему до белого южного города, остаться в степи ржавым металлическим скелетом, сваленным с полотна, чтобы не мешать веселому ходу других, более удачливых своих приятелей…
Колеса перестукивались друг с другом, словно узники. В такт им под полом тренькала какая-то неприкаянная деталь. Она-то и выводила Игоря из себя, не позволяя сну окончательно подавить утомленное сознание. Казалось, он физически раздваивается. Одна его половина тяжелеет, набухает черной плазмой и, продавив полку, рушится на скрюченного под одеялом старика, обволакивая его
Игорь приподнялся на локте и окликнул своего подопечного. Никто не ответил. Вышел куда-то старый. Ну и ладно…
Игорь вновь улегся, сложил руки на груди, может быть, и удастся заснуть. Сквозь дрему он слышал, как старик вернулся. Что-то бурчал, потом угомонился…
Игорем овладел сон.
Когда он открыл глаза, купе освещалось скудным электрическим светом вполнакала. Часы показывали без четверти двенадцать. Неужели он так долго спал? Он почувствовал голод…
– Павел Миронович, – позвал Игорь.
Старика в купе не было.
Игорь отодвинул дверь и высунулся в коридор. Ему вдруг захотелось заглянуть в смежное купе, взглянуть на спящую Варвару Сергеевну. А если не спит – извиниться за свое странное поведение прошлой ночью. Но в полумраке ему так и не удалось ничего разглядеть. Еще и простыня мешала, что мятой шторой выползала из-под разметавшегося во сне смуглого Чингиза.
– И что ходют? – произнесла Дарья Васильевна.
Игорь вздрогнул от неожиданности.
– Старика своего ищу, – проговорил он.
– Возле Варьки ищешь? – съязвила старушенция. – В соседний вагон побег дедок. Приспичило. – И, передохнув, спросила: – А чего это он в наш не ходит? Брезгует?
Игорь усмехнулся. Вспомнил заявление старика, что пользоваться тот будет только туалетом купейного вагона, не его вина, что оказался в плацкартном курятнике…
– Давно ушел дедок, – приглашала к откровению Дарья Васильевна. – Все жду, когда вернется.
– Зачем?
– Интересно. Сколько он там просидит? Больной, что ли?
– Тихо вы! – грубо, со сна, осадил скрипач. – Спать не дадут.
Бабка прикусила язык…
Игорь направился в тамбур. В освещенной щели служебки он увидел сидящих рядом проводника своего вагона и ту, черноволосую проводницу соседнего, купейного. Они пили чай…
Приоткрыв на всякий случай дверь туалета, Игорь убедился, что там никого нет. Можно было и вернуться к себе, но длительное отсутствие старика внушало тревогу: мало ли, вдруг опять приступ. Лучше проверить, раз уж встал…
В тамбуре никого не было. Дверь скрипела на ржаво-зеленых петлях в такт движению поезда. Трапы с лязганьем терлись друг о друга. Игорь вступил на их танцующую спину и толкнул дверь купейного вагона…
Потолочные светильники пустого коридора горели ярким светом. Но не ровно, а как-то пульсируя, точно кто-то шалил с реостатом, изменяя напряжение.
Надпись извещала, что туалет занят.
Игорь подергал ручку. Никакого ответа.
– Павел Миронович!
– Ну?! – глухо ответил старик. – Я никуда не тороплюсь.
– И ладно, – мирно ответил Игорь.
Он собрался было вернуться к себе, как услышал треск. Сухой и резкий, словно раскат грома. Плафоны на потолке затрепыхали бледным тающим светом. А далекий конец коридора мазнула короткая вспышка. Как раз напротив купе проводника.
Игорь вглядывался, пережидая в нерешительности. Треск не повторялся… Любопытство перебороло лень. Торопливым шагом он прошел вдоль коридора, испытывая смущение, словно без приглашения попал в чужую квартиру, и заглянул в служебку.