Поездка к Солнцу
Шрифт:
Отец не помня себя соскочил с лошади, выдернул из саней оглоблю и перепрыгнул через плетень. Нянька мёртвой хваткой впилась в горло волка. Вся её морда была в крови, уши висели лохмотьями, вокруг валялись клочья шерсти, а немножко в стороне — только что задранная мёртвая коза Катя.
— Нянька, иди сюда! — крикнул отец.
— Нока! — позвал Андрейка, и она разом выпустила волка и бросилась к юрте.
Отец поднял оглоблю и с силой опустил на голову волка. Но он и без того уже был мёртв.
Отец пошёл в загородку и взял на руки дрожавшую козочку, родившуюся месяц назад.
Поздно вечером, когда мать вернулась
В юрте, устало развалившись на овчине, дремала Нянька. Она подняла навстречу хозяйке морду с заплывшим глазом и жалобно заскулила.
После этого случая в юрте стала жить козочка-сиротка. Нянька и тут оправдала своё имя. Она заботливо, по-матерински, облизывала козочку, спала с ней вместе, играла, то догоняя, то убегая от шалуньи. Козочку, как и её мать, назвали Катей, выкармливали коровьим молоком из бутылки с детской соской.
Когда Катя выросла и её уже невозможно стало держать в юрте, мать переселила её во двор. Первое время Катя очень тосковала, по ночам кричала и сразу успокаивалась, когда к ней выпускали Няньку.
Из всех остальных обитателей юрты Катя признавала только Андрейку. Она всегда откликалась на его голос радостным, дребезжащим, как колокольчик, блеянием, подпускала к себе близко, любила пить из его рук молоко и есть хлеб. По примеру Няньки она даже разрешала Андрейке садиться ей на спину и катала его по степи. Нянька в таких случаях ревновала Андрейку, бежала тут же рядом и небольно покусывала то Катю, то Андрейку. Иногда Катя и Нянька устраивали по степи настоящие скачки, играли и забавлялись друг с другом. Но вскоре для Няньки наступили другие времена. Отец стал брать её с собой в отару, приучая охранять в ночное время овец от волков.
Теперь Нянька стала серьёзной, взрослой собакой и у неё оставалось для Андрейки и Кати очень мало свободного времени. Правда, по утрам она заходила в юрту, клала передние лапы на Андрейкину постель и, тыча мордой в бок, облизывала его руки и лицо. Андрейка спросонья отталкивал её. Нянька открытой пастью хватала Андрейкин кулачок, а когда не помогало и это, стаскивала овчинное одеяло, и тогда Андрейка, долго протирая глаза, окончательно просыпался.
Вот только в это утреннее время Нянька имела возможность побыть со своим воспитанником.
Потом она уходила с отарой на целый день, и Андрейка оставался с Катей.
Правда, иногда мать или отец говорили Няньке:
— Иди посмотри Андрейку.
Это было для собаки великое счастье.
Нянька мчалась к юрте, иногда за несколько километров, и уже никакая сила не могла её потом вернуть обратно.
После того как Андрейка однажды пошёл в степь разыскивать отару, заблудился и отморозил себе уши, отец с матерью решили днём не брать с собой Няньку, а, как в прежнее время, оставляли её беречь юрту. Ночью Нянька оберегала хотон, а днём была в полном распоряжении Андрейки.
Но к этому времени у Андрейки появился новый друг. Это был конь рыжей масти, которого отец привёл с колхозной конефермы специально для Андрейки. Коня звали Рыжиком.
Отару овец Арсена Нимаева должны были обслуживать три чабана, но чабанов не хватало; зато лошадей в колхозе было с избытком. Зимой их содержали в табунах и пасли, как и овец, на подножном корму. Вот почему правление колхоза охотно раздавало лошадей чабанам в отары. Колхозный шорник сделал для Рыжика седло, удобное и на загляденье красивое. И вот Андрейку посадили на Рыжика, дали в руки повод. Он очень обрадовался. Раньше Андрейку брали к себе в седло мать или отец, иногда сажали его в седло одного, но держали за ногу, чтобы не упал. Несколько раз Андрейка падал с лошади, но не плакал — очень боялся, что взрослые запретят ездить верхом. А вот теперь у него свой конь, и это куда интереснее.
Нянька следовала по пятам за своим хозяином. Когда Андрейка сидел на Рыжике, он смотрел на Няньку сверху вниз и она казалась ему маленькой.
Рыжик был удивительно умный и послушный конь. Он опускался на брюхо, а когда Андрейка забирался на него, вставал на ноги и весело ржал. Или Рыжик нагибал голову — Андрейка на неё верхом. Рыжик поднимал голову — Андрейка скатывался на спину лошади, потом переворачивался, держась рукой за гриву, и доставал повод.
Наступил в жизни Андрейки и такой день, когда его впервые взяли с собой в отару. В этот день Андрейке исполнилось ровно четыре года. Как обычно, Рыжик был удивительно умный и послушный конь.
Утром его разбудила Нянька, потом он пил солёный чай с молоком и коровьим маслом. И вдруг отец, посмеиваясь, сказал:
— Когда мне стало четыре года, то мой отец взял меня в отару чабанить. Вот и я тебя хочу сегодня взять в отару. А маму оставим дома. Согласен?
Надо ли было спрашивать Андрейку, согласен ли он! Ездить на Рыжике вокруг юрты уже надоело. Андрейка не допил свой чай, мать стала одевать его.
У Андрейки было всё настоящее, как и у отца: дэгыл — шуба из беленьких мерлушек, обтянутая сверху синим сатином и отделанная красной шёлковой полосой, унты из овчины, сшитые бабушкой Долсон как раз по ноге Андрейки. Малахай на белом меху с кисточкой из красных шёлковых ниток на самой макушке; овчинные рукавички — однопалки: когда палец замёрзнет, вытаскивай его, и он быстро согреется вместе с другими пальцами в густой и тёплой шерсти.
В общем, по виду был Андрейка чабан как чабан, только маленького роста.
Посадил отец Андрейку на Рыжика; мать наказала: как замёрзнет, пусть сейчас же едет в юрту. Нянька увивалась тут же.
Мать долго стояла около юрты и смотрела им вслед. Отара медленно двигалась к пастбищу.
Год для зимней пастьбы выдался хороший, снегу в степи почти не было, и овцам удобно было щипать прошлогоднюю траву.
Нянька уже хорошо знала своё дело: она не давала ленивым овцам отставать, а непослушным разбредаться во все стороны. Заботливо она обегала со всех сторон отару, ворчала, когда видела непорядок, а иногда и пускала в ход зубы.
Андрейка объезжал отару, подгонял овец, щёлкая длинным бичом. Но овцы почему-то не очень боялись Андрейкиного бича. Отец посматривал на Андрейку с чуть заметной улыбкой, иногда спрашивал:
— Замёрз?
Андрейка отрицательно мотал головой.
До обеда Андрейка выдержал хорошо. Ему так понравилось быть чабаном, что отец с трудом отправил его в юрту. Нянька побежала за своим маленьким хозяином. Завидев ещё издали юрту, Нянька стала лаять. Она давала о себе знать матери Андрейки. Мать вышла из двери и помахала рукой. Андрейка стегнул Рыжика и поехал рысью.