Поездом к океану
Шрифт:
Да. Надежд. Особенно разбитых.
Юбер отрицательно качнул головой. Рука дернулась к карману плаща — он достал сигареты и покрутил их в руках.
— Я бездельник и упорно изыскиваю возможности избежать труда.
— А чем же вы заняты? — ее взгляд застыл на его пальцах, вертевших коробок. Сигареты были хорошие, а не дешевый табак, который курили матросы.
— Я никогда не видел океан. Я бывал у моря, но никогда не видел океан. Странно это — приехать на край земли, чтобы посмотреть?
— Не странно. Вам нравится?
— Нет. Не знаю. Тут вода, там вода… Как будто никакой разницы.
— Похоже?
— Слишком похоже. Еще и остров этот ваш
— Он не дурацкий! — она неподдельно возмутилась и повернулась к нему всем корпусом, уперев руки в бока, отчего ее тонкая талия стала еще тоньше, и обрисовалась пышная грудь под громоздкой одеждой.
— Почему же? До него в отлив можно дойти пешком и из-за него ни черта не видно.
— Это остров Тристан, и он — часть нашей культуры. Мировое наследие. Он не может быть дурацким.
— Это должно мне о чем-то сказать?
— Должно было.
Юбер расхохотался. Она, похоже, тоже не сердилась. Валять дурака оказалось занятно.
— Вы легенду о Тристане и Изольде слышали? — осведомилась Аньес, приподняв бровь.
— Крайне поверхностно.
— Удивительно! Бытует мнение, что их могилы находятся на острове Тристан под защитой сплетенных деревьев.
— Вот как?
— Именно.
— Не представляю, как я жил до сих пор, не зная об этом.
Теперь рассмеялась она. А после решительно переставила штатив, повернув камеру к Юберу. И сделала снимок. Задорный взгляд ее был прикован к нему. И что-то в нем отзывалось на этот взгляд. Вероятно, похоть.
— Я обязана была запечатлеть на память человека, чей разум чист, как у ребенка, — деловито сообщила она отголоском его мыслям, снова вызвав смех. Он был далек от чистоты так, как может быть далек, к примеру, кочегар, с ног до головы покрытый копотью и потом.
— Никогда не интересовался тем, что не приносит практической пользы. Что у вас за камера?
— Фогтлендер Бриллиант. Тридцать второго года. Осталась от мужа.
— Немецкая?
— Немцы делают немало хороших вещей, — пожала она плечами.
— Однажды мне довелось достаточно тесно коснуться плодов их деятельности. С тех пор предпочитаю не задумываться об этом.
— Нет, у вас удивительно устроена голова! Ничем не затуманена. О чем же вы думаете?
— Прямо сейчас?
— Прямо сейчас.
— О том, что еще несколько минут, и вы прозеваете то, ради чего пришли.
В это самое время мимо них пронесся невысокий мужчина в залихватски надвинутом на затылок кепи. Молодой, тощий, парнишка еще. С фотоаппаратом, болтавшимся на цыплячьей шее и невероятной уверенностью в том, что ему никто не сломает эту самую шею за безмерную наглость, проявленную здесь же, сходу. Не озадачиваясь тем, чтобы извиниться, он буквально собственным задом оттолкнул Аньес от того места, где она стояла. Та только охнула, Юбер подхватил ее локоть, чтобы она не свалилась с причала, но и того она не заметила, схватившись за камеру. Ни парнишке, видимо, ее собрату по разуму, ни ей самой дела не было до инцидента. «Серебряная сардина» показалась из-за острова Тристан — теперь Юбер знал, как он называется — и медленно вплывала в порт, готовясь ошвартоваться. Обычная консервная банка. Рыболовный траулер на паровом двигателе. Древнее Юберовой бабушки.
Щелчки фотоаппаратов зазвучали наперебой. Оркестр на берегу заиграл Марсельезу — чем еще встречать героическое судно, вернувшееся на родину? Не по-ноябрьски палило солнце. Юбер курил и веселился.
— Видимо, в Британии его постеснялись списать на металлолом, — проворчал Анри себе под нос.
— Держите штатив! — услышал он сквозь всеобщий рев, и в его руках оказались деревянные ножки. А сама владелица означенного предмета, ринулась прочь с причала, в толпу. Не иначе снимать моряков и представителей городских властей. Мальчишка, прозевавший ее маневр, бросился следом.
Майор так и остался стоять на месте, не вполне понимая, что ему делать дальше. Но делать ничего и не пришлось. Позднее Аньес сама его нашла. Толпа еще не расползлась восвояси. Зевак хватало. Она вынырнула из множества людей так, как и исчезла среди них — внезапно. Взглянула на него и серьезно, и насмешливо — не разберешь — и осведомилась:
— Вас не помяли?
— Нет. Штатив тоже цел.
— Тогда не будете ли вы столь любезны помочь мне донести его до машины?
Невзирая на ноющую ногу, любезности ему бы хватило дотащить до машины не только чертову подставку для фотоаппарата, но и ее саму. Или не одной лишь любезности. Впрочем, едва ли она нуждалась в помощи, скорее уж ей, как и ему, хотелось продлить знакомство еще хотя бы немного. Узнала ли она его? Этот вопрос зудел на губах, но Юбер по-прежнему не спрашивал.
Ее и правда ждал автомобиль. Собственный, а не такси. Ситроен на переднем приводе темно-вишневого цвета, натертый почти до глянца. Шофера не было, и отсюда следовал закономерный вывод, что поведет она сама. Удивляться нечему. В самом деле, чему удивляться? Женщина с внешностью кинозвезды в армейских брюках на этом элегантном звере, и он, подобно пажу, позади нее вместо шлейфа волочет штатив.
— Вы надолго к нам? — спросила Аньес, уже усаживаясь за руль.
— Думаю, нет. Что хотел, я увидел.
— Вы не то увидели, что хотели. Заезжайте поужинать. Садитесь на Ар Youter[1], доедете до Требула. Там спросите про ферму Tour-tan.
— Слишком много непонятных слов для одной фразы, — хохотнул Юбер, вдруг разглядев ее глаза, поймавшие на себя лучи солнечного света. Всего на мгновение, прежде чем она с элегантностью аристократки надела на нос очки от солнца. Однако помнить небесные всполохи в ее серебристом взгляде в эти секунды ему предстояло до конца жизни.
— Tour-tan — значит «маяк». У нас дом возле старого маяка, его сейчас не эксплуатируют. Зато по нему легко ориентироваться. А Ар Youter — это всего лишь наша узкоколейка из Одьерна. Ее до конца года закроют. Как раз прокатитесь напоследок.
— Вы всему даете имена? Поездам, транспортным веткам и домам?
— Мы, бретонцы, любим красивые имена. Так предметы становятся роднее.
— Язычники! Ну и что же значит этот ваш Ap Youter?
— Ветка едоков каши! — хохотнула Аньес. — Я буду ждать вас по расписанию поезда.
С тем и уехала.
И ведь действительно ждала.
[1] В действительности эта ветка железной дороги не делала остановки в Дуарнене, следуя прямо в Требул.
Она понятия не имела, для чего пригласила его в материн дом. Этот человек был ей не нужен, да и не особенно-то и понравился. Он одним своим присутствием в поле зрения словно бы давил на окружающих. Такого к ногтю не прижмешь. Такой выйдет из-под контроля — и неизвестно, чем дело обернется. Никакому здравому смыслу ее импульс не поддавался, а Аньес, внешне будучи до кончиков ногтей женщиной, в основе своей имела гораздо больше мужского, чем многие из мужчин, что ее окружали. Марсель в шутку звал ее Маленьким Бонапартом. И, кажется, вся нежность, которую отмерил ей господь, просыпалась лишь в те часы, когда того хотел ее муж.