Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Надо вам быть господином, мне же — достойным слугою.
Будьте внимательны ныне, споры грозят нам бедою.
Грузии слава повсюду не моего ли созданья?
Им утешается скорбный, скрашены им пированья,
Клонятся люди над книгой в свете ночного мерцанья.
О, не гневись! К моей речи снова исполнись вниманья.
И — стихотворчества корень, стихослагателей сила,
Это ль тебе, солнцеликий, плесенью душу покрыло?
Стих
Ты ль превзойдешь меня? Гордость тщетно в набат свой забила.
Царь
Все, что сказал ты, о том же лучше я молвил стихами.
Битвы не пел я: сражаясь, бился победно с врагами,
Войн ты не ведал,— затем лишь любить их славить словами;
Если б я пел свою храбрость — слыл хвастуном между нами.
Сам погляди: где я должен ясным быть в речи и строгим,—
Мудрость — ее не прогонишь — мне предназначена богом,
Хоть я терзаюсь, припомнив о пережитом, о многом,
Горе смирив, семь соборов ясным представил я слогом.
Руставели
Больше внимать я не стану! Видно, разишь ты с размаху!
Я ведь не ястреб. Зачем же гонишь меня ты на птаху?
Если умчусь я с другими, словно предавшийся страху,—
Всеми друзьями покинут, ты уподобишься праху.
Царь
В говор джавахский впадаешь в речи ревнивой, неровной!
Я возражу — по-кизикски. Справишься, в битве виновный?
Весел я был — ты ж обидел горькой обидою, кровной,
Мне лишь на пользу, что с речью ты поспешил празднословной.
Руставели
Да, я ошибся! Зачем мы спорить порой так желаем?
Лучше б изрезал ты плоть мне сабли отточенным краем!
Верю, что подданным умным спор с властелином незнаем.
Горе накаркал мне ворон! Псы пусть накинутся с лаем1
Царь, тебе слава пристала, путь на простертых покровах!
Пусть же твои супостаты страждут в терзаньях суровых!
Мчатся к тебе те, что ищут жизни на мудрых основах,
Знать тебе лучше писанья — те, что прекраснее новых.
Царь
Книга твоя до сегодня, правда, звучала прекрасно.
Ныне ж я лучшее создал,— вот ты и плачешь всечасно,
Месяц лишь ночью сверкает, днем же он виден неясно.
С книги твоей переписчик делает список напрасно.
Руставели
Царь, поносить мою книгу вам бы не должно спесиво!
Молвивший в гневе, сам знаешь: все, что ты вымолвил,— лживо,
Право, ты б лучше со мною дрался в безумстве порыва.
Что говоришь! У невежды речи такие — не диво.
Арчил
Слыша их,
Копья их речи влюбленных ранят, любовь обличая.
Щедр Теймураз, но поет он, мудрости не расточая.
Кто победит? Говорите, мне на вопрос отвечая.
ВАХТАНГ VI
ГРУЗИНСКИЙ ПОЭТ
1675—1737
ТБИЛИСИ
Как хорош Тбилиси в мае,— в розах весь, как небо в звездах!
Склоны скал — в росе небесной, горы — в зелени, как в гроздьях.
Было б дерзостным безумьем — возмутить прозрачный воздух,
Святотатственно разрушить эту прелесть, этот роздых.
Загоняют люди в клетки — для забавы — ястребов,
Бродят толпами, пируют, всем постыл домашний кров.
В чем тут грех, коль благодатью смертный полон до краев?
Взор влажнеет умиленно, дух — разнежиться готов.
Любо рекам, разветвляясь, разливаться вдоль долины,
Любо людям, потешаясь, погружаться в их стремнины.
Рушат в реку глыбы камня с гиком, с криком: «Строй плотины!!
Рыб выбрасывают наземь,— вдоль реки блестят их спины.
Смотрят, как река сквозь ветви с гор спадает, весела.
Ловят в ней форелей быстрых, слышны крики: «Бей! Ушла!»
А по долам бродят серны и олени без числа.
Взглянешь — спросишь: «Как воспеть нам эти славные дела?»
Гонят в зарослях оленя, грудь его дышать устала,
Ветви бьют его, терзают жажды огненные жала.
Сладок отдых для убивших. Ветвь рогов идти мешала.
Ну, а мясо — дань влюбленных, гордость трапезного зала.
Выводок тетеревиный, шелестя, бежит во рву.
Жмется к скалам куропатка, смерть увидев наяву.
Рыбаки глушат форелей, сыпля им дурман-траву,
Но, увы! Загублен жизнью — сколь бесславно я живу!
О, ГОРЬКАЯ СМЕРТЬ!
Явился я в мир, беспомощен, сир,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Мнил — к чаше припасть, мпил — взять свою часть.
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Мир душу завлек, злокознен, жесток,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Я жил, ликовал,— хоть счастья не знал,—
О, горе, о, смерть, о, горькая смерть!
Сидел на пирах, хоть ведал: все — прах!