Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Я не был готов услышать твой зов,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Пришла ты в мой дом не другом — врагом,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Мгновенней огня повергла меня,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Расстался с женой, нет сына со мной,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Я брата лишен, с сестрой разлучен,—
О, горе, о, смерть, о, горькая смерть!
Где дом и семья? Любимцы, друзья,
О, горе,
Друг жизни земной, я скошен тобой,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Печаль познаю в далеком краю,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Там был я судим, растоптан, гоним,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Зачем я пришел в мир бедствий и зол?
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Пусть больше их там,— здесь принял их сам,
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Там скопище зла, нет мукам числа,—
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
Постиг я тебя — и молвил, скорбя:
О, горе, о, смерть! О, горькая смерть!
КОВСИ ТЕБРИЗИ
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ
XVII век
ГАЗЕЛИ
* * *
Где друг, чтобы сказать ему слово.
Как флейта — выдох, я приму слово.
Оно звучит, правдивое, живое,
В любви пьянит, влечет к уму слово.
Как трата драгоценных безделушек,
Бывает миг, что ни к чему слово.
Учись быть мудрым и не верь легендам,
Откроешь и во сне тюрьму слова.
Есть разговор пустой, слепорожденный,
Как бисер, мечет он во тьму слово.
Но горький рост скорее чует сладость,
Чем сахарный. Так я пойму слово.
Но молчаливость для меня постыдна,
Все тайны я приподыму словом.
Ковси — гранильщик драгоценной капли,
В которой море. Быть по сему слову.
Обидься, хан! Мне Физули свидетель:
«Кто говорит, под рост ему слово».
* * *
Моя мучительница, сгинь! Кривляться перестанешь ты?
Когда из памяти уйдешь, когда нежнее взглянешь ты?
В прозрачном розовом вине луны блестящей отраженье,
Играешь, пенишься, дрожишь, мне голову дурманишь ты!
В
Устало небо; что ж, луна, в ночную тьму не канешь ты?
Хоть исцелительницей будь, сама ведь мне сломала крылья.
Поймет, поверит ли аллах, что так меня тиранишь ты?
Изнемогает соловей, но славит Гулистан полнощный;
О роза, внемлешь ли ему, от срама не завянешь ты?
Она прошла, задев меня, шумя листвой, как тополь стройный.
Беспечный, это твой конец, здоровым не воспрянешь ты!
Но чем я виноват пред ней, моей негодницею льстивой?
Повремени еще, Ковси, красавицу достанешь ты!
* * *
Влюблен я. Денег звон и суета — на что мне?
Все листья, все плоды, весь цвет куста — на что мне?
Гораздо краше есть нетронутый бутон,
Есть в девушке душа, а красота — на что мне?
Куда бы я ни шел, твой облик уношу,
А письма от тебя читать с листа — на что мне?
Когда мы встретимся, ты вспомнишь обо мне,
А ведать, чем сейчас ты занята,— на что мне?
Свирель моя, вдохни всем горлом этот стон,
А свежий ветерок, а чистота — на что мне?
Дай мне, аллах, разок с ней свидеться. Я нищ,
Но толстый кошелек и вся тщета — на что мне?
Ковси, я встречусь с ней, разочаруюсь... нет!
Достаточно мечты... а встреча та — на что мне?
САИБ ТЕБРИЗИ
АЗЕРБАЙДЖАНСКИЙ ПОЭТ
1601—1677
ГАЗЕЛЬ
* * *
Темная ночь — басма твоих бровей,
Брови — две сабли, жаждут крови моей.
Губы, как пламя, готовы обжечь меня,
Нету спасенья от черных твоих кудрей.
Взглядом вонзила ты в душу острый нож,
Чашу дала — не вино там, а сто смертей.
Долгий свой век я любимой служить готов,
Сердце — бокал, не подумав, отдам я ей.
В грех она ввергнет Адама — соблазн велик.
Ангел утонет в вине, коль прикажет: «Пей!»