Погибель
Шрифт:
–Ха-ха! Семён! Микула! Братцы!
–Здорово, чертяка.
Семён обнял Ваньку, такого родного, из далёкого прошлого. Он обрёл Наталью, он нашёл друга. Как давно не был он во Владимире, как хорошо ему здесь. Кажется, жизнь начинает возвращаться, наполняя его силой желаний, стремлением к будущему.
Ванька обхватил Микулу, покачал головой.
–Здоровый боров. Хорошие харчи у князя Михаила!?
–Нормальные, – усмехнулся Микула.
–Ну, пойдёмте. К князю? – Ванька повёл друзей к терему.
Семён увидел, что двор детинца забит дружиной и
–На это не смотри, собираем дружину помаленьку. Суздальцев видел на площади? А здесь с тысячу стародубцев – князь Иван на людей жаден, остальных держит при себе, да с полтысячи булгар.
–Булгар?
–Да, они же у нас, в Нижнем теперь и в Городце. Над ними князь Адавлет.
–Адавлет жив? – Семён удивился. Во истину, он обрёл прошлое. Слишком много дорогих ему людей здесь, на Владимирщине.
–Да. Он здесь. Увидишь. И Пётр Ослядюкович тоже, – Ванька, со смехом, подмигнул. – Здорово вы тогда ему засветили. Весь город смеялся. Наташку-то видел?
Семён улыбнулся.
–Видел. Ты князю веди.
–А твои – Агафья и сыновья, в Новгороде. Рядом с Сысоем. Сысой большой воевода Новгородский. Он и Серьгу пригрел у себя. Нигде не пропадают наши!
Они поднимались по скрипучим ступеням на резное крыльцо княжеского терема. Напоминание о семье сделало Семёна задумчивым. Сысой, Агафья, сыновья. Уж, поди, и не помнят отца. Эх, судьба. Неужели, когда-то у него всё было хорошо?! А он не ценил… Только потеряв, понял, каким богатством, каким счастьем обладал!
–Про отца моего ничего не слыхал?
–Жив. Да ты у Адавлета спроси. Он дня три, как из Нижнего.
Они вошли в тепло терема. Тускло горели свечи, чадя в спёртом воздухе. Пахло кислой кожей и прелым тряпьём. По тесному коридору прошли к гридне. Ванька ушёл докладывать. Его долго не было. Караульный косил взгляд. Наконец, Ванька появился, хмыкнул:
–Все языки от удивления проглотили. Проходите, ждёт.
Семён и Микула стянули шапки, пригладили волосы и бороды, шагнули в гридню, хорошо освещённую, богато убранную мехами и резной мебелью. Семён увидел князя Юрия, его сына Мстислава, подлец Ослядюковича, похожего на надувшегося снегиря, многих воевод, которых не знал, один, кажется, Жирослав – важный стал, подле князя.
Семён и Микула поклонились.
–Здравствуй, великий князь!
–Здравствуйте, – Юрий вгляделся в обветренные лица своих давних слуг, нашедших приют далеко на юге из-за произвола другого слуги. Он скосил глаза на Петра Ослядюковича. Тот был угрюм. – Зачем пожаловали, мои бывшие воеводы?
–Мы и теперь в твоей власти, княже, – сказал Семён.
–Надоело Михаилу служить? – ухмыльнулся Юрий.
–Мы оказались у него не своей волей.
–Ладно. То дело давнее. Теперь зачем у меня?
–Из Чернигова мы с дружиной князя Ингваря отправились в помощь Рязани, княже.
Юрий заёрзал на троне – значит, даже Михаил послал рязанцам помощь, а он, Юрий, великий князь Суздали, бросил своих слуг на татарское поругание. Стало неуютно, и тут же
–Войско рязанцев разбито, все города полностью разрушены, сожжены. Рязань – пустое место, пепелище. Все рязанцы мертвы. И тысячи живых не наберётся. Нас было тысяча семьсот, когда мы нагнали татар, стали рубиться, в живых осталось с десяток.
–Их очень много?
–Говорят, много. Войско Батыя пошло на Коломну, оттуда – пойдёт в Суздальскую землю, князь. Мы с Микулой ехали через лес, напрямик, чтобы тебя предупредить.
–Всё это знаю. Готовлюсь. В Коломне стоят наши дружины, основное войско скоро соберётся.
Семён с Микулой стояли посреди гридни недвижимо. Все молчали.
–Много ли наслужил у Михаила, Микула? – вдруг, спросил князь, кривя усмешку.
–На Батыя пять сотен вёл, княже.
–Поумнел, значит. Ладно. Говорите, в моей воле. Так и быть. Людей вам не дам. Простыми дружинниками пойдёте за Суздаль постоять?
Семёну было всё равно. Он глянул на Микулу, тот кивнул. Семён ответил за обоих:
–Мы готовы, княже.
–Вот и прекрасно. Место в тереме есть. Иван вас определит. Отдыхайте. А с утра на службу.
Микула и Семён поклонились. Из гридни пошли в трапезную. Ванька всё рассказывал о здешнем житье– бытье. От пережитого и сытной еды захотелось спать. Семён чувствовал, как горели огнём лицо и уши, словно от хмельного, вспомнил встречу с Натальей, её губы, её слова, её неутешные слёзы, когда рассказал о Рязани. Наверняка, Евмен убит. Завтра он обязательно увидит её.
Микула незаметно исчез. Семён усмехнулся, вспомнил, как он страдал по оставленной зазнобе, видно, побежал искать. Только прошлого не вернёшь. И не исправишь – оно монолит…
«»»»»»»»
Мстя за гибель Кулкана и упорство, Бату велел всё живое в Коломне придать смерти. Пока тумены штурмовали укрепления, другую часть войска он послал в погоню за отступающими москвичами.
Остатки московской дружины едва успели вернуться в город, как выставленные в лесу дозоры донесли: «Показались татары!».
–И что, князь, будем оборонять город или бросим? – спросил у обессиленного Владимира Филипп Нянка.
–Отцу нужно время, чтобы собрать все дружины в кулак. Думаю, есть смысл отбиваться, – устало ответил Владимир. Пережитая битва, поражение, кровь и бессилие перед многочисленным врагом убрали давний страх смерти куда-то далеко, в самую глубь, и теперь, кроме отрешённой готовности принять то, что уготовано судьбой, ничего не было в нём.
Оборонять маленькую Москву, не имеющую валов и рва ( враги свободно подойдут прямо к стенам) было невозможно. Нянка это понимал. Он приказал бабам и ребятишкам уйти подальше в лес, но осуществить задуманное не успел – татарская тысяча встала под городом, перекрыв ворота. Татары не полезли сразу на стены, стали дожидаться подхода туменов авангарда