Поглупевший от любви

Парк-лейн, 28 Лондон

Некоторые мужчины в гневе превращаются в настоящих моржей — мохнатые брови и злобное пыхтение. Другие напоминают свиней — отвислыми щеками и маленькими глазками. Саймон Дарби превращался в свирепого казака. Глаза становились раскосыми. Высокие скулы, наследие поколений Дарби, становились еще более выпуклыми, угловатыми и принимали вид явно чужеземный. По мнению Джерарда Банга, именно так и должны выглядеть

Сам достопочтенный Джерард Банг отлично помнил себя в подобном состоянии. Что уж тут говорить, он просто взбесился, когда на днях его доктор сообщил, что Банг ухитрился подцепить сифилис. И сейчас ему время от времени становилось не по себе, особенно при мысли о весьма неприятном лечении, ожидавшем его, не говоря уже об отчетливом ощущении неотвратимого возмездия, настигшего его за разврат и распутство.

Впрочем, и эти неприятности не могут сравниться с известием о внезапно растаявшем наследстве. В конце концов болезни приходят и уходят, а жизнь становится все труднее. Даже носовые платки нынче возмутительно дороги. Никаких денег не хватит!

Что же касается Дарби, возможно, тот просто оцепенел от шока. Поэтому Банг терпеливо повторил:

— Тут не может быть ни малейших сомнений. Ваша тетушка увеличивается в размерах.

Так и не получив ответа, Банг устремился к своре фарфоровых собачек, украшавших каминную полку, и еще раз мысленно взвесил, что хуже: бедность или сифилис? Определенно последний предпочтительнее.

— Повторяю, леди Роулингс в интересном положении. И графиня Трент специально поехала в ее сельское поместье навестить подругу. Она клянется, что леди уже не ходит, а переваливается с боку на бок, как перекормленная утка. Вы меня слышали, Дарби?

— Ваши вопли, должно быть, слышны даже в Норфолке. Молчание.

Сам Банг не переносил тишины, но ведь не каждый день еще не рожденное дитя, можно сказать, крадет наследство из-под самого носа бедняги.

Подтянув чересчур длинные обшлага, Банг принялся аккуратно расставлять собак в ряд. Здесь, должно быть, не менее четырнадцати-пятнадцати аляповатых, ярко раскрашенных фигурок.

— Полагаю, они принадлежат кому-то из ваших сестер, — бросил Банг, не оборачиваясь. При мысли о сестрах Дарби его слегка передернуло. Что ни говори, а если ребенок Эсме Роулингс окажется мальчиком, значит, несчастные только что потеряли все надежды на приданое.

— Собственно говоря, собаки принадлежали моей мачехе, — пояснил Дарби.

Смертность в этой семейке просто ужасающая: отец, мачеха, дядя — и все это только за последний год.

— Мне очень жаль, что ваша тетушка забеременела, будь я проклят, если это не так! — выпалил Банг в редком приступе великодушия, но тут же подавился проклятием, когда острый кончик перекрахмаленного воротника сорочки впился в шею. Черт бы побрал эту новую моду на высокие воротнички!

— Вряд ли это можно считать вашей виной. Насколько я понял, мои тетя и дядя неожиданно воспылали друг к другу страстью как раз перед его смертью.

— Не поверите, но меня до самых кишок проняло при известии, что он умер в спальне жены! — согласился Банг. — Леди Роулингс, конечно, редкостная красавица. Но они с вашим дядюшкой много лет жили раздельно. Ни о каком сближении не могло быть и речи. Когда мы с ним виделись в последний раз, его успела прибрать к рукам леди Чайлд. Лично мне казалось, что Роулингс и его супруга вообще не разговаривали.

— Если и разговаривали, то, насколько мне известно, крайне редко. Впрочем, наследника можно сделать и в полной тишине.

— Знаете, некоторые говорят, что ребенок не от Роулингса.

— Учитывая, что мой дядя умер в спальне жены, вполне вероятно, что они как раз и занимались тем, что рано или поздно приводит к появлению на свет наследника. И я буду крайне обязан, если вы задушите эти слухи на корню.

На этот раз в глазах Дарби стыло обычное отчужденно-смешливое выражение.

— Вам просто необходимо жениться, — заметил Банг. — Разумеется, вам не составит труда подцепить богатую невесту. Слышал, что в этом сезоне один торговец шерстью выставляет на рынок свою дочь. Все говорят, что шерстяная наследница набита золотом, как мешок, сотканный из той шерсти, что продает ее папаша.

И довольный собственным остроумием, Банг, разразился визгливым смехом.

Но Дарби брезгливо поморщился.

— Неаппетитная перспектива, — бросил он. — А теперь я должен откланяться. Как бы страстно я ни обожал ваше общество, Банг, все же боюсь опоздать на деловое свидание.

«Хладнокровный ублюдок», — подумал Банг, но позволил подтолкнуть себя к дверям.

— Собираетесь обо всем рассказать сводным сестрам?

— Естественно. Их высокоуважаемая тетушка собирается произвести на свет ребенка. Джозефина будет в восторге.

— Но она знает, что рождение ребенка лишит ее состояния?

— Не понимаю, почему подобные вопросы должны тревожить ребенка, все еще обретающегося в детской?

— Впрочем, еще ничего не известно. Леди Роулингс может родить девочку.

— Весьма приятная мысль, учитывая кое-какие обстоятельства.

— А вас трудно смутить. Сам я не представляю, что делал бы, имей на руках двух девчонок, которых еще предстоит выставить на рынок и…

— Уверен, у вас бы все прекрасно получилось.

Дарби позвонил, и в дверях появился его дворецкий Фаннинг с пальто, шляпой и тростью Банга.

По дороге в кабинет маска безразличия постепенно сползла с лица Дарби. Он сумел скрыть ярость перед раскрашенным фатом, который с такой радостью сообщил ему о беременности тетки. Но гнев стоял в горле колючим комом.

— Проклятая сука!

Слова смертоносным ядом обожгли его рот.

Чем бы ни занимался дядя в спальне своей жены, совокупление в этот список не входило. В июле прошлого года, как раз перед смертью, Роулингс признался племяннику, что доктор запретил ему всякие плотские наслаждения, и, поскольку при этом был немного навеселе, добавил, что леди Чайлд вполне > смирилась с приговором. Упоминать о жене не было ни малейшей необходимости, поэтому дядя и промолчал. Леди Чайлд, его любовница, была единственной, хоть сколько-нибудь заинтересованной в способности Майлза хорошенько растрясти кровать.