Погнавшимся за миражом
Шрифт:
Джойстон опустил кувалду, которой он до этого безуспешно пытался выбить намертво засевший соединительный палец:
– И почему все в этих машинах так по дурацки?
Стоявший рядом Станкевич отложил лом, которым он не менее безуспешно пытался приподнять сочленение.
– Потому, что их делают в Форте, где давно нет ловушек, а проектируют так и вовсе на матушке-Земле.
Он потянулся, распрямляя спину (привычка ходить сгорбившись со временем появлялась у всех рейсовиков, которых Бог не обидел ростом; сказываются низкие потолки), посмотрел на уже изрядно вытянувшиеся
– Однако, время. По-моему, спутник уже должен подняться над горизонтом.
Джойстон отбросил кувалду в сторону.
– Пошли, братья, побачим с диспетчером.
– Много это даст, - фыркнул Игоревски.
– Да как тебе сказать, - отозвался Станкевич.
– Ремонтник доберется сюда только через месяц, да и спасательный стратоплан они за нами не вышлют, это ясно: и сами можем выбраться, не маленькие, а горючее нынче дорого. К тому же ничего нам такого не угрожает...
– Не угрожает... А ловушки?
– А что ловушки? Ну, просканируют трассу впереди заново. Кстати, за этим диспетчер нам сейчас и нужен. Пошли.
– Толку с этого сканирования...
– проворчал Джойстон.
– Проворонили ловушку, сиди теперь тута.
– Карта старая, вот и все, - негромко возразил Станкевич. "Кто ж ездит по трехмесячной карте?" - хотел он еще добавить, но почему то не стал.
– Может, ты пойдешь говорить, а мы с Джойстоном займемся пока пневматиками?
– предложил Игоревски Станкевичу.
– Вот еще!
– возразил Джойстон, - Я ему в глаза посмотреть хочу! Сидит там у себя в Форте, пиво дует, небось, а мы из-за него корячимся! подумав немного он добавил: - Ты иди, мы щас, быстро.
Игоревски вздохнул, будто хотел возразить, но повернулся и молча направился к выемке в борту, где на специальных ремнях в гнездах были укреплены пневматики - некие гротескные подобия большого трехколесного велосипеда с шинами низкого давления - этакие механические шлюпки. Их еще предстояло проверить и выкатить наружу. Станкевич посмотрел ему в след и тоже хотел что-то сказать, но только махнул рукой. Некоторое время Игоревски еще слышал, как Станкевич втолковывал Джойстону: "Да ну, последнее сканирование тут проводилось три месяца назад, за это время...", а тот ему отвечает: "А какого черта..." Потом оба вошли в краулер и отключили ларингофоны. Игоревски же скоро стало не до них. На горизонте танцевали миражи...
Прошло пол-часа, прежде чем Джойстон и Станкевич вновь вышли из краулера. За это время квадрат АН8012 был объявлен зоной ЧП, ответственный за него оператор сканирования получил выговор, а спасательный отряд "Денеб" - приказ находится в повышенной готовности, резервные спутники номер 11 и 17 произвели коррекцию орбиты, обеспечив постоянное наблюдение и связь с АН8012. В общем на поверхности Марса мало что изменилось: за месяц таких авралов бывает не меньше четырех. Марс не слишком гостеприимная планета.
Первым, что они услышали в ларингофонах, были слова Игоревски.
Он кричал:
– Вернись, ну пожалуйста, вернись! Не уходи! Куда ты?
Джойстон удивленно посмотрел на Станкевича, а тот в свою очередь на Джойстона. И,
Джойстон первым сориентировался в ситуации. Он толкнул Станкевича, мол: "Следуй за мной", и побежал туда, где должен был находиться Игоревски. Бегать в тяжелых меховых шубах, унтах и респираторах не ахти как удобно, поэтому прошло полминуты, прежде чем они обежали вокруг краулера. Игоревски стоял метрах в трехстах от поверженной машины, на самом краю того, что можно было бы назвать "зоной безопасности" (правило двух снарядов, которые не падают в одну воронку, верно и для Марса) и размахивал руками. Пустыня перед ним была девственно чиста, только на горизонте крутилось несколько миражей.
– Вот черт, - выдохнул Джойстон и побежал к Игоревски разбрасывая песок и тяжело подпрыгивая. Игоревски стоял не замечая его и смотрел в пески, пока тяжелая Джойстонова рука не легла ему на плече. Тогда Игоревски вздрогнул.
– Что тут случилось?
– сходу выдохнул Джойстон. Это прозвучало грубо; в глубине души Джойстон был напуган.
Игоревски обернулся.
– Она приходила сюда, - просто сказал он.
– Кто, господи боже мой?
Игоревски посмотрел вокруг, словно что-то ища. Джойстон знал, что под светоотражающим фильтром глаза у Игоревски голубые и детские, но предпочитал не помнить об этом.
– Никто.
– Что значит никто?
– заорал Джойстон. Понял, что кричит и повторил уже тише: - Что значит никто?
Долгую секунду шлем Игоревски был повернут к Джойстону. Потом неуверенный голос:
– Ну... Наверно это был мираж.
Теперь умолк Джойстон, потом неуверенно хихикнул.
– Какая-то чушь.
– Она приходила и ушла.
– Ничего не понимаю. Почему она?
Загребая ногами песок и, как всегда сутулясь, к ним подошел Станкевич.
– Все марсианские миражи похожи на людей. Никто не знает почему. Но они очень редко подходят так близко. Я понял так, что это была женщина?
Игоревски кивнул.
– И что она?..
– Ну... Танцевала.
Джойстон хмыкнул но почему-то ничего не сказал.
– И как она... кхм... выглядела?
– снова спросил Станкевич.
– Она была похожа... Нет. Просто мне показалось.
– Что?
– Это не имеет значения.
– Как это не имеет?
– встрял Джойстон.
– Не имеет и все. И вообще, отстаньте, а?
– Ну, знаешь...
– начал было Джойстон, но Игоревски вдруг неожиданно зло прервал его: - Я сказал отвали.
– Как хочешь, - тихо ответил Джойстон. Втроем они молча побрели к по направлению к краулеру. Пока они шли, Игоревски несколько раз оборачивался и смотрел в красные пески.
Джойстон заметил это и мрачно спросил: - Надеюсь, ты не ЕЕ там выглядываешь? Имей ввиду, парень, тот кто погнался за миражом, теряет все.
Игоревски отрицательно помотал головой и непонятно было, что он хочет сказать этим жестом.
– Это что еще за легенда?
– спросил Станкевич.
– Никогда такой не слышал. Расскажи для коллекции.