Шрифт:
ГЛАВА I
Все казалось новым, а очень многое из этого нового — даже драматичным и страшным, — молодой женщине, сидевшей с низко опущенной на лицо серой вуалью. Вот уже восемнадцать часов, как она, широко раскрыв глаза от удивления и не без испуга, зорко приглядывалась к этому движению человеческой «орды». Она слышала, как всех этих пассажиров назвал «ордой» какой-то сидевший позади нее человек густым, грубым голосом, приглушенным бородой, о существовании которой она могла бы догадаться, даже и не посмотрев на этого пассажира. Это действительно была орда, та самая орда, которая всегда пробивает пути для цивилизации, идет впереди нее и составляет плоть и кровь будущей нации. Вот уже целые месяцы, как она настойчиво и упорно тянулась к этим горам, — все время вперед, никогда назад, —
Когда они ушли, дама в вуали с облегчением вздохнула. Она увидела, что вышли также и многие другие. В том конце вагона, где она сидела, уже не осталось никого, кроме нее самой и девушки с намазанными щеками. Даже оставшись в одиночестве, эти две женщины не решились сразу заговорить. Одна из них подняла вуаль, и глаза их встретились. Она встретилась. с голубыми, глубокими, спокойными, прекрасными глазами. Поднятая вуаль открыла перед ней лицо, в котором не было ничего общего с ордой. Ей улыбнулись чистые губы, и удивительные глаза посмотрели на нее с участливым вниманием, а затем вуаль опустилась вновь. Естественный румянец сошел с накрашенных щек девицы, и она улыбнулась в свою очередь
— Вы едете к Желтой Голове? — спросила она, наконец.
— Да, — ответила дама под вуалью. — Можно мне пересесть на минуту к вам? Мне так бы хотелось задать вам много-много вопросов!
Девушка с накрашенными щеками посторонилась и дала ей около себя место.
— Вы, вероятно, новенькая?
— Да, я совсем еще новичок к этих местах.
Слова и манеры, с которыми они были сказаны, заставили девушку с накрашенными щеками косо посмотреть на пассажирку в вуали.
— Как это страшно отправляться к Желтой Голове, — сказала она. — Это ужасное место для женщины.
— Но ведь вы сами едете туда же?
— Да, но у меня там есть знакомые. А у вас?
— Ни души.
Девица посмотрела на нее с удивлением. Теперь уже она стала смелее.
— И вы едете туда, не имея там знакомых? — воскликнула она. — Именно туда? Ни мужа, ни брата, никого?
— А это какая станция? — перебила ее собеседница, опять поднимая вуаль. — Не расскажете ли вы мне что-нибудь о ней?
— Это — Миэтта, — ответила девица, вновь покраснев от естественного румянца. — Здесь главное поселение стоит возле железной дороги. Вы увидите сейчас за окном реку Атабаску.
— Долго здесь будет стоять поезд?
— Достаточно долго — сказала она, — чтобы я попала к себе в Желтую Голову только поздней ночью. Мы простоим здесь целых два часа.
— Я очень была бы рада, если бы вы сказали мне, где бы я могла помыться и чего-нибудь поесть? Я не особенно голодна, но ужасно пропылилась. Хотелось бы и переодеться. Есть здесь гостиница?
Для накрашенной девицы вопрос этот показался уже совсем наивным. Раньше чем на него ответить, она хихикнула.
— Ну, вы совсем еще неопытная! — воскликнула она. — Да какие же здесь гостиницы? Есть здесь харчевни, палатки и ночлежные дома. А, впрочем, спросите заведение Биля на Площадке. Там очень хорошо. Там дадут вам помещение, много воды и зеркало и возьмут с вас только доллар. Я бы проводила вас, да ожидаю своего знакомого, он должен встретить меня здесь попозже. Если уйду, могу его прозевать. Это красная с белым палатка — и там все по-благородному.
Незнакомка поблагодарила ее и отошла к своим вещам. Когда она затем вышла из вагона, то оставшаяся проводила ее с мрачным блеском погребальных свечей. Она уставилась на удалявшуюся высокую, стройную фигурку и вдруг почувствовала зависть и что-то вроде затаенной ненависти. Позади нее послышались шаги, но она не заметила их. Чья-то рука фамильярно хлопнула ее по плечу, и грубый смех раздался прямо над ее ухом, так что она вскочила и вдруг радостно вскрикнула. Вошедший мужчина кивнул головой в сторону вышедшей дамы.
— Это твоя новая подруга? — спросил он.
— Какая там. подруга! — возразила девица. — Это какая-то святоша, приехавшая спасать всех. Она такая невинная, что даже удивляется, почему это в Желтой Голове нет удобных помещений для знатных дам, которые едут без прислуги. Ну уж я и удружила ей! Послала ее прямо к Билю, сказав, что там самое приличное место. Ха-ха-ха!..
В припадке нахлынувшей веселости она повалилась на сиденье, а ее знакомый, улучив минутку, выглянул в окошко.
Высокая голубоглазая незнакомка остановилась на секунду на последней ступеньке вагона, чтобы заколоть вуаль, и теперь лицо у нее было совсем открыто. Затем она сошла на землю и взглянула на солнце и горы. Она медленно и глубоко вздохнула и, позабыв обо всем, с удивлением стала озираться по сторонам. Миэттскую долину со всех сторон окружали горы, поднимавшиеся вплоть до самых плешивых вершин из серого шифера или покрытых вечными сверкавшими снегами. Сюда, в эту чашу, образуемую горами, солнце потоком лило свои лучи. Она задышала быстрее; щеки ее запылали; отразив в себе голубое небо, ее глаза стали еще синее. Легкий ветерок заколебал вокруг лица выбившиеся кольца каштановых волос. Такой увидел ее небритый человек, смотревший из окна вагона, и не прошло и часа, как девица с накрашенными щеками с удивлением заметила происшедшую в нем странную перемену.
Поезд остановился в конце громадной насыпи, протянувшейся через долину. Это был тяжелый поезд; поезд, который помогал делать историю, — комбинация из товарного, пассажирского и скотского, Поднимаясь к Желтой Голове, к конечной точке рельсового пути, он едва делал в среднем по восемь миль в час. Двуногий скот уже выскочил из душных, вонючих помещений и шумным потоком разлился вокруг. Десять или двенадцать пассажиров различных национальностей тоже вышли из вагона. Дама с вуалью смотрела на них без насмешки и пренебрежения, но с внезапно забившимся сердцем и с улыбкой, в которой в одно и то же время отражались и гордость, — и удивление. Это была частица той же орды, представительница тех примитивных, но чудовищных сил и страстей, которые в своем стремлении соединить новую Великую Тихоокеанскую магистраль железной дороги с портом на Тихом океане сворачивали с места горы.
Эти люди не признавали поражения. Она чувствовала это и раньше, когда еще не видела их воочию. Для нее эта орда имела и сердце, и душу. Это были строители своей империи, это были люди-звери, которые давали возможность цивилизации ползти настойчиво и без помехи в новые места и создавать новые миры. С каким-то странным замиранием сердца она вспомнила теперь о тех маленьких, одиноких, заброшенных деревянных хижинах, которые видела из окна вагона.
Из-за деревьев вдали замелькали палатки. До нее доносились теперь говор и смех сотен голосов и звуки граммофона. Внизу, на повороте, ей пришлось посторониться, чтобы пропустить фуру. Она была нагружена ящиками, которые подпрыгивал и стучали. Возчик даже и не посмотрел на нее. Он сдерживал лошадей, чтобы они не понесли. Пот катился с него градом. Девушка невольно улыбнулась. Затем она увидела подпрыгивавшие ящики, и ее улыбка сразу сменилась холодным ужасом. На телеге было написано красноречивое слово: «Динамит».
Два человека шли позади нее.
— Шесть лошадей, телега и старый Фриц — полетели к черту, — говорил один из них. — Мокрого места не осталось. Я был там через три минуты после взрыва, так ни от упряжи, ни от лошадей не осталось и волоска. Этот динамит — чертовская штука. Я не согласился бы иметь с ним дело и за миллион!
— Лучше просить милостыню, — ответил другой.
Девушка опять остановилась, и, поравнявшись с ней, два человека от удивления широко раскрыли глаза. Взрыв всего динамита, который так неосторожно вез Джо, не мог бы поразить их так, как удивила красота ее личика, когда она спокойно и с любопытством посмотрела на них.