Поговори со своей тенью
Шрифт:
— Оля, сходи к Морозову и скажи ему…
Пока он усылал Острую Мордочку к Морозову с каким-то поручением, я сидела все также неподвижно. И ждала. Когда стук ее острых каблучков смолк, Смеляков, не поворачиваясь ко мне, спросил:
— Что ты себе позволяешь?
— У нас проблемы, — отчетливо сказала я его спине.
— Какие?
— Беременность четыре недели. Предположительно.
— И это все?
— Что, мало?
— Какая же ты… — Он наконец обернулся. На его до умопомрачения (моего, разумеется) красивом лице, я, как ни вглядывалась, не увидела ничего, кроме
– …Неловкая. Мне уже давно надо было прекратить эти отношения! Понятия не имею, почему я этого еще не сделал! Сколько?
— Четыре недели, я же сказала.
— Денег сколько, дура!
Если бы со мной была Фиалка, она бы его убила. Но Фиалка не поехала. Должно быть, потому, что знала: так и будет. Она спасла ему жизнь.
— Я подумала, что…
— Что?! Что ты подумала своими куриными мозгами?! Что я захочу ребенка от какой-то шлюхи?! Да ты вообще не имела право приходить сюда и говорить мне это! Я за то и плачу! Чтобы меня по пустякам не беспокоили!
Он достал из кармана портмоне и, раскрыв его, достал несколько купюр. Сунул их мне и тут же отошел, потому что в коридоре зацокали острые каблучки.
— Да убери ты деньги! — зло сказал Смеляков. — Ну какая ж дура! Тупица! Правильно я сделал, что тебя тогда уволил! Ну никакого соображения!
Потом он ушел, громко хлопнув дверью своего кабинета. «Генеральный директор Андрей Васильевич Смеляков», — прочитала я. Вот и все. Вернувшаяся в приемную секретарша напомнила мне:
— Девушка, вам, судя по всему, в отдел кадров.
— Да-да, — машинально ответила я, не вставая с места.
— Мне что, охрану позвать?
Мне и в самом деле захотелось, чтобы она позвала охранников. Затею сейчас драку с ними, и они меня убьют. Лучше так.
— Вам что, нехорошо? — брезгливо спросила Острая Мордочка.
Ничего, девочка, тебе это еще предстоит. Сейчас ты беленькая, чистенькая, сидишь в просторной и светлой приемной, и для таких, как я, у тебя нет даже жалости. Элементарной человеческой жалости. Только брезгливость: как бы не замараться. Но тебя-то он тоже не пожалеет, когда придет твое время. Хотя уверена, что между вами ничего нет. Смеляков встречается только со шлюхами. Ему так проще. Все и всегда должны делать так, чтобы ему было проще. Весь мир ему обязан. И попробуйте-ка сказать, что желание это — неверное! Самое верное, самое правильное! Счастье — это покой, вот она истина в последней инстанции! Отсутствие эмоций — вот истинное блаженство! Бесчувственность — вот идеальное состояние!
Я молча поднялась и вышла из приемной. Купюры пересчитала в лифте. Пятьсот долларов. На аборт под общим наркозом хватит. Стоило ехать к нему в офис!
Фиалка ничего не сказала. Хотя я ждала нечто вроде: «Ну я же тебе говорила!»
В понедельник я проводила ее в клинику. Она меня не отпускала ни на шаг. И в тот самый кабинет мы вошли вместе. И к самому страшному в мире креслу подошли вместе.
— Раздевайтесь, ложитесь, — равнодушно сказала Усатая, собираясь добросовестно выполнить свою работу. И не подвела.
Потом я помню только глубокий обморок. И себя на кушетке.
— Ну все? Очнулась? — ласково спросил
Видимо, сказалось нервное напряжение последних дней. Глупая Пучеглазая Лягушка отключилась полностью. В целом я себя чувствовала сносно. Оставалось дождаться, когда очухается лучшая подруга.
Через пару часов мы с Виолой покинули клинику. Она молчала, у меня тоже не было слов. И тут я заметила «Мерседес» своего брата. На противоположной стороне улицы. Что здесь делает Игорь? Я разглядела его в машине. Кажется, и он меня заметил.
Я тут же подняла руку и проголосовала. Рядом притормозили «Жигули». Я нырнула на переднее сиденье, Фиалка — следом.
— Куда? — спросил водитель.
— Вперед. Только быстрее.
Игорь, стоя на середине дороги, отчаянно махал мне рукой. Непрерывный поток машин мешал ему перейти, а зеленый свет на пешеходном переходе все не загорался.
— Вот все такие они, крутые, — покачал головой водитель, надавив на газ.
— Что? — не поняла я.
— Все им дозволено. Знаю я, чем бабы в этой больнице занимаются. Жену сюда как-то возил. Но то жену. И сам в коридорчике сидел, трясся. А этот даже из машины не вылез, гад. И обручального кольца, я смотрю, у тебя нету. Ведь нету? А теперь ручкой машет. Правильно сделала, что не поехала с ним. На… тебе такой мужик?
Я ничего не ответила. А вечером позвонил Смеляков…»
«Вспоминая тот день, я так и не смогла понять, почему шарахнулась от родного брата, словно от зачумленного. Ну чем, подумайте, мне мог угрожать Великий Будда? И как он вообще оказался у дверей клиники? И только потом сообразила, что проболталась Леночка. Но Игорь? Ему-то зачем все это нужно? Ведь он заявил потом:
— Ну, ничего! Я с ним разберусь! Ведет себя с тобой так, будто ты — уличная девка! Ведь вы оба должны разделить ответственность, ты понимаешь? Оба!
— Не со мной, — поправила я. — Не со мной он так себя ведет.
— Да ведь это ты делала от него аборт!
— Не я. Моя подруга.
— Какая еще подруга?! Я тебявидел с ним! Я тебявидел у клиники! Я твоеимя прочитал в медицинской карте!
— Ты и в регистратуре всех подкупил, — усмехнулась я.
— Мало того: я говорил с врачом. И с санитаркой. Чтобы развеять твои иллюзии, Саша! Ведь ты черт знает что вбила себе в голову!
— Замолчи! — испугалась я. И твердо сказала: — Аборт делала Виола.
— Ну тогда представь мне ее, — напряженно сказал Игорь. — Где она? Ну где? Почему никто, кроме тебя, с ней не общается?
Разговор происходил у меня дома. Когда он это спросил, я насторожилась:
— Ты слышишь? Хлопнула входная дверь!
— Нет. Я ничего не слышу.
— Слышишь! И все ты знаешь! Про нее знаешь! Ты видел ее, причем не раз! Игорь, почему же ты молчишь?! Почему ты про нее молчишь?! Почему ты хочешь, чтобы я была такой плохой?! Неужели вы с ней заодно?! Игорь!