Пограничная крепость
Шрифт:
– И я не был.
– Че ты разводишь!
– рассердился Топорище.
– Мне это надо? Давай, не кемарь!.. Он ведь про тебя спрашивал.
– Да она фуфло двигает.
– Да? Что ж он - просто так ей стакан налил?
– Может, и не налил. Мало ли, что она скажет.
– Оно конечно. А я не так думаю. Ты, Фролыч, важной птицей заделался. У вас, я слышал, взорвали кого-то?
– Не успели. Ментовскую жопу только царапнули.
– Все равно. Бомба-то где лежала?
– В парадняке, под батареей.
– Ну вот, а ты говоришь!
– Да я-то причем?
– А притом.
– Ничего я не видел! Спал. Потом с Василием треснули, а скоро рвануло. Это в бандюгу метили, который на третьем этаже. Жаль, он целый остался. Его кореша мне как-то раз вломили, думал - все... Сломали аж два ребра.
Будтов расстроился. Спаситель превращался в мучителя, допрашивал, блаженство испарялось. Он сунул руку в карман, перебрал монеты. Плохи твои дела, Фролыч, сказал он себе. Мало осталось.
Топорище сидел, глубоко задумавшись.
– Может, они след путают, - сказал он с фальшивой неуверенностью. Дескать, бандюга не при чем...
– Вот уж додумался. Это на меня-то, с бомбой? Кто ж поверит? Менты?
– Да, менты не поверят, - Топорище пожевал губами.
– Правильно мыслишь. Значит, остается одно: где-то ты им перешел дорогу.
– Е-мое, спал я!
– Ты всегда спишь, - последовал непонятный ответ.
Будтов, чьи заботы вновь сосредоточились на моющих и чистящих средствах, внезапно похолодел. К тому же начал болеть поврежденный бок, и он вспомнил про лихой автомобиль: тогда, убегая, Захарий Фролыч был слишком занят обменом веществ на посуду и воспринял смертельную угрозу как мелкую помеху, подлую выдумку судьбы, имеющую целью перемолоть, перекрошить содержимое сеточки. Но после, когда в него стали стрелять, сеточка была уже пуста, а значит, палили не по посуде. Бомба, "фиат" и ночные ассасины выстроились в ряд, и Будтов признал, что Топорище, пожалуй прав. Похоже, что он свидетель, и жить не должен. Знать бы только, чему он свидетель...
Захария Фролыч прокашлялся и осторожно рассказал товарищу про взбесившуюся машину.
Бугристое лицо Топорища, и без того не слишком подвижное, закаменело намертво. Он погладил лежавший в кармане пистолет, прихваченный с пустыря.
– Думай, Фролыч, думай, - процедил он сквозь зубы.
– Спасаться тебе надо, бежать.
– Куда ж я побегу?
– потерянно спросил Будтов.
– Не знаю, куда. Только они тебя в покое не оставят.
– Попробую у Дашки перекантоваться, - сокрушенно молвил Захария Фролыч, подозревая, что к женщине без гостинца нельзя, а делиться не просто жаль нечем.
Топорище немного подумал.
– Стремно, - сказал он с сомнением.
– Ну, как к ней придут? Если только рискнуть... забежать на минутку, разузнать про того хмыря, который тобой интересовался.
– Ох, бля... Может, один из тех, кого ты завалил?
– Запросто. Она могла не узнать, в потемках-то. Но все равно надо спросить. Давай, подымайся! Сразу и пойдем.
Будтов, кряхтя, поднялся и тяжело поплелся к выходу. Отряхиваться он не стал. Вдруг Захария Фролыч остановился, уставился на Топорище:
– А чего это ты такой заботливый? Надо, что ль, чего?
– Так повязаны мы теперь с тобою, - пожал плечами тот.
– Раз уж я ввязался... Вот найдут
Возле выхода Будтов остановился:
– Топор, поправиться бы надо.
И взгляд его, и интонации стали умоляющими, собачьими - как будто Топорище (а в обстоятельствах исключительных и судьбоносных - Топор) был ему женой или милиционером. А просто так ничего не бывает, Захария Фролыч верно почуял, что нужно именно просить, поскольку Топорище, до нуклеиновых кислот пропитанный морилкой, строго ответствовал:
– И не думай, Захария, и не думай!
Фановый голос приобрел торжественность, запахло неуместным витийством.
– Но как же не думать, - проскулил Будтов, одновременно понимая, что все.
– Не время сейчас, - изрек Топорище в манере героя сталинского эпоса на колхозно-пограничные темы. И милостиво добавил, сбиваясь с эпоса на критический реализм, а то и на фэнтэзи: - Вот к Дашке придем, там подумаем. Может, у нее чего есть...
Точно, совершенная фэнтези. Захария Фролыч поверхностно вздохнул и осторожно толкнул скрипучую железную дверь. Он оказался под лестничным пролетом, и обстановка напомнила ему о бомбе. Будтов вторично оценил опасность, грозившую если и не ему лично, то от того не менее серьезную. И настороженно огляделся: нет ли взрывчатки и тут.
Взрывчатки не было. Зато, едва они вышли на пустынную, мрачную улицу, как тут же увидели недавний "фиат", который медленно катил, высвечивая фарами дорогу. Топорище не зря побоялся размениваться на оздоровительные планы и мечты: автомобиль резко остановился, начал разворачиваться; стекло быстро опустилось, из оконца высунулась черная рука. В свете фонаря сверкнула дорогая запонка. Захария Фролыч, наученный опытом, понял, что снова будут стрелять. Он пригнулся, и очень вовремя: пуля умертвила таксофон.
– Ноги!
– крикнул Топорище, задыхаясь.
– Против колес не попрешь!
Он схватил Будтова за рукав и потащил в подворотню.
Сзади рокотал мотор.
– Х-холера...
– бормотал Топорище, несясь во всю прыть и подталкивая Захария Фролыча, бежавшего впереди.
– Нашли они тебя, Фролыч! Нашли!..
Будтов, ничего не соображал, понимая одно: нашли, это верно. Он спасался, как мог. Но им не повезло - подворотня подвернулась не такая, какая нужна, она не вела в лабиринт других подворотен и дворов, спасительно узких и заваленных строительным мусором. Оба выскочили на проспект и остановились, не зная, куда податься. Будтов безумно смотрел налево, Топорище - направо, направление взглядов менялось с мультипликационной скоростью.
Машина удовлетворенно взревела, настигая.
– Разбегаемся!
– крикнул Захария Фролыч.
– Нет!
– упрямо рявкнул Топорище.
– Ну, вместе здесь сдохнем, - простонал тот, однако ошибся.
Горячая волна ударила их в спины. Беглецы бросились ничком на асфальт; рулевое колесо пронеслось над ними, упало на проезжую часть и покатилось. Подворотня заполнилась огнем и громом; там, где только что ликовали преследователи, выл костер.
– Молодцы ребята, успели, - лежавший Топорище утерся рукавом, а Будтов снова его не понял.