Пограничная тишина
Шрифт:
— Можно устроить и рыбалку. Есть чудесные места. Я немножко справлюсь с делами, и мы подъедем.
— Ах, к бесу дела! Я последние дни столько мотался по своему участку. В Сувалках добывал этого парня...
— Он на самом деле подвез его к границе?
— Ему-то что. Ему деньги. Тем более что он таксист-частник, имеет свой собственный «мерседес», развалину...
Вошла жена Григоренко — Галина и внесла шипящую на сковородке яичницу. Галя разрумянилась — и от плитки, где жарила яичницу, и от присутствия необычного гостя — польского офицера. Она улыбалась всей прелестью молодого, свежего лица. Присесть за
— Прелестная у тебя, Алексей, жена. Я вот холост... — Любомир засмеялся. — Не потому что закоренелый холостяк. Агатка моя учится, и я не хочу преподнести ей ребенка до окончания учебы. Ладно, ты расскажи, что было под Новый год?
Капитан Григоренко был тогда на учебном пункте начальником учебной заставы. Получив от командования разрешение на встречу Нового года, он, веселый и радостный, прибыл на свою заставу; как водится, помылся в бане, достал из шкафа штатский костюм, примерил и стал завязывать самый моднейший галстук. Галина Алексеевна в соседней комнате тоже шуршала новым платьем. До наступления Нового года оставалось еще целых два часа.
Из штаба отряда ровно в 22.00 раздался резкий, продолжительный телефонный звонок. Говорил начальник отряда полковник Михайлов. Сначала кратко поздравил с наступающим Новым годом, а потом сообщил:
— Слушайте, капитан Григоренко. На участке вашего соседа нарушена граница. Нарушитель преодолел КСП, прорвался в тыл. Приказываю: немедленно поднять со своей заставы в ружье тревожную группу и срочно выехать в район Беловежи, перекрыть все дороги, ходы, выходы. Проверять каждую машину. Не оставлять без внимания ни одного пешехода. Командный пункт на автобусной станции. Доклад в штаб каждые полчаса. Все!
Трубка в селекторе щелкнула, аппарат ехидно подмигнул зеленым огоньком и погас. Вместо моднейшего галстука Алексей Гордеевич быстренько повесил на ремень пистолет, сунул в карман несколько запасных обойм, сел за руль заставского грузовика и вместе с солдатами тревожной группы покатил навстречу неизвестности.
Новогодняя ночь была пасмурна. На поникшие ветви древних берез тихо падал снежок, покрывая дорогу мягким серебристым слоем. Вдоль шоссе звонко пели телеграфные провода, уносящие поздравления, шумели развеселившиеся девушки и парни, вдыхая ночную, пьянящую свежесть. Станция и поселок Беловежа пылали сияющими огнями. Гремя автоматами и подсумками ракетниц, солдаты высыпались из машины и живо растеклись по перекресткам дорог, возникая, как призраки, перед полыхающими фарами автобусов, под визгливый скрежет тормозов. С каждым часом обстановка осложнялась все больше и больше.
Сержант Липицкий и рядовой Свинцов по приказу капитана Григоренко замаскировались под теми самыми толстенными березами и видели, как всюду начали появляться толпы новогодних гуляк, задумавших хорошенько повеселиться. К полуночи три шоссейных дороги, смыкающиеся в Беловеже, стали еще гуще заполняться празднично настроенными людьми. Сержант Колосов совсем сбился с ног, не зная, куда кидаться, чтобы хоть бегло взглянуть в какое-нибудь трезвое, тем самым внушающее подозрение лицо... А народ все шел и шел то к автобусной, то к железнодорожной станции. Всюду раздавались веселые голоса, возникали самые неожиданные курьезы.
— Слухай, Панас, чи тут снег, чи не снег?
— Вроде снег,
— А там що це рябится?
— В очах у тебя рябится. Обычна бяроза.
— Слухай, Панас, а можу я пид тою бярозой того... по малу...
— А чаго ж... Да я и сам...
На рядового Свинцова, прижавшегося белым полушубком к стволу березы, колупаясь в широченных портах, надвигается Панас, все шире распахивая свою дедовскую шубу. Свинцов скидывает автомат, командует вполголоса:
— А ну, дед, давай назад!
— Тю-у! — Панас взмахивает полами шубы, словно крыльями, и уходит прочь. Отойдя подальше, совершив свои неотложные дела, любопытный кум снова спрашивает:
— Стой, а чого солдаты возле бяроз трутся?
— А я тоби що, нарком, знать обязан, куда солдат послан службу нести?
— Ты ж у нас сколько лет головой был. Должен чуять.
— А может, и чую, да не хочу зря языком чесать. Граница рядом. Праздник. А под праздник любой вонючий потрох к нам кинуть могуть...
— Тю-у!
— Вот тоби и тю-у!
Когда предутренний ветерок всполошился и замел за дедами следы, сержант Липицкий подошел к Свинцову, зашептал сердито:
— К чему ты связался с этими овчинами?
— Да он же прямо на меня целил.
— Ты что, Новый год встречаешь или в дозоре находишься?
— Если в дозоре, значит, пусть эта шуба наваливается на меня всей шерстью, да?
— Неси службу, как положено.
— Несу. Будьте ласковы...
Несколько раз из-за берез, словно из сугроба, вырастала фигура капитана Григоренко, поблескивая в серой мгле пуговицами на шинели. Это был уже не тот лейтенант, который когда-то представлял себе пограничную службу, как дежурство на контрольно-пропускном пункте, за узеньким окошечком... За шесть последних лет он повидал не мало и уже знал все способы охраны границы и разные ухищрения нарушителей. Несмотря на исключительную сложность поиска, связанного с предновогодними шествиями, он толково и быстро организовал службу. Продумав все до мелочей, он расставил людей так, что не оставалась без наблюдения ни одна дорога, без лишних слов и трескучих фраз сумел убедить своих подчиненных, что сегодня все участки ответственные.
— Смотрите, ребята, в оба. При малейшем подозрении действовать самым решительным образом.
После полуночи люди и машины стали появляться на шоссе все реже и реже. Гуще повалил снег, предметы быстро терялись из вида. Солдат начала одолевать усталость и тягостная, предутренняя дремота. Около четырех ноль-ноль (как потом было написано в донесении) на шоссе появился человек. Шел он твердой неторопливой походкой.
— Вон еще один шагает, наверное, уж встретил, — прошептал окоченевшими губами Свинцов, скрипя застывшими сапогами. Сколько еще тут придется мерзнуть, солдат не знал.
— Стой спокойно, — приказал сержант. Шелестя невидимыми звездочками, снег все плотнее нависал над деревьями, залепляя на указательном щите слова, сколько километров до Ружанска, а сколько до Свислочей. Таких щитов с разными названиями немало было вывешено на шоссейных дорогах. Человек шел не спеша, останавливался и внимательно читал надписи.
— А зачем ему эта дорожная литература? — спросил Свинцов.
Подгулявшие пешеходы почти совсем исчезли, а без них стало как-то скучно.
— Наблюдай, — приказал Липицкий.