Пограничники
Шрифт:
Все работали быстро, не обращая внимания на близкие разрывы снарядов. Раненых перенесли буквально за считанные минуты. Успели, прежде чем он затонул, снять с катера пулеметы.
Когда вернулись в Кронштадт, Резниченко доложил командиру истребительного отряда капитану 2-го ранга Перфилову о походе, а затем добавил:
— Крепкой пограничной закалки народ мои подчиненные.
— Закалка крепкая — это уж точно, — согласился Перфилов. — Что у командира, то и у подчиненных. — Помолчал немного и приказал: — Взять на борт боеприпасы — и в Петергоф. Выход через пятнадцать минут.
— Есть! — ответил Резниченко.
Точно в назначенное время «морские охотники» отдали концы. И снова Резниченко флагманом вел группу катеров к Петергофу. Шел
Позднее об этой операции в аттестации Я. Т. Резниченко будет написано всего несколько строк: «В октябре тов. Резниченко возглавил группу катеров по подброске боеприпасов нашему высаженному десанту в район Нового Петергофа. Катер, на котором находился тов. Резниченко, получил три прямых попадания из полевого 75-мм орудия. Катер загорелся. Благодаря умелому и решительному действию со стороны тов. Резниченко личный состав катера был спасен, оружие, 2 пушки, 2 пулемета и имущество снято и доставлено на базу».
Прочтет эти строки Резниченко и мысленно поспорит с такой оценкой тех смертельно трудных минут боя. Да, он не растерялся ни после первого, ни после второго, ни после третьего попадания. Оставался на мостике и руководил выгрузкой боеприпасов и тушением пожара. Пока не был передан десантникам последний ящик с гранатами, он не давал команды отходить. Но что давало ему такую уверенность? Он видел состояние людей и понимал, что и они не желают уходить, не разгрузившись. Работали самоотверженно все. Комсорг корабля Воеводин первым кинулся на корму, к очагу пожара. Ему на помощь поспешили старшина 2-й статьи Жаворонков, краснофлотцы Силуянов, Пинчуков, корабельный кок Михайлов. Все остальные образовали цепочку и начали передавать друг другу ящики с патронами и гранатами. А справа и слева к флагману уже подходили «морские охотники» Григория Червиченко и Александра Анпилова. Разгружаясь, вели огонь по противнику. Анпилов подал буксир. Остальные «морские охотники», поставив дымовую завесу, прикрыли отход флагмана.
…Сменяли друг друга героические и очень трудные дни. Трудные и морально и физически. Десант почти полностью погиб. Фашисты все крепче сжимали кольцо блокады на суше, все упорней в навигацию 1942 года стремились прорваться к Кронштадту и Ленинграду с моря.
А противостояли фашистам на дальних подступах к Кронштадту в основном «морские охотники». Они несли дозорную службу в Финском заливе.
Дозорная служба — название, знакомое пограничникам, знакома и задача: обнаружить и не допустить прорыва противника в наши территориальные воды, в район дислокации кораблей Краснознаменного Балтийского флота. Но схожесть задачи была только внешняя. Ведь в мирное время пограничным катерам приходилось оберегать границу Советского Союза хотя и от вооруженных, но все же одиночных лазутчиков. Теперь же они охраняли водный район против превосходящих сил противника, стремящегося во что бы то ни стало добиться полного господства в прилегающей к Кронштадту части Финского залива, чтобы окончательно закрыть выход в Балтику нашим подводным лодкам и лишить возможности передвигаться нашим транспортам.
Каждый выход «морского охотника» в дозор — это суровые испытания на мастерство, стойкость и преданность Родине. Это бой с катерами и малыми кораблями противника, жестокий неравный бой с фашистской авиацией, пытавшейся взять наши катера «на измор».
Почти беспрерывно немецкие самолеты атаковали дозорные корабли, атаковали большими группами, сменяя друг друга.
Для личного состава катеров это было тяжелое время.
Круглосуточное напряжение, непрерывный звон в ушах от стрельбы, воспаленные глаза от бессонных ночей, беспрерывный поиск новых тактических приемов в борьбе с противником один на один, радиоперехваты о гибели товарищей на соседних дозорных линиях — вот обстановка, в которой приходилось нести службу матросам, старшинам и офицерам «морских охотников».
Тогда это была обыденная фронтовая работа.
Летели под вой и грохот бомб бессонные дни и ночи, проходили недели и месяцы. Все убывало и убывало наглости у фашистов, и Резниченко часто с радостью думал: «Погоним скоро. Погоним! Как в Сталинграде!» Он, как и все моряки, ждал изменений, ждал, когда поступит приказ высаживать десанты на те же острова и полуострова, с которых в сорок первом снимали они под огнем фашистской артиллерии и самолетов раненых. Ждал с нетерпением. И когда узнал, что корабли флота начали переброску войск на Ораниенбаумский плацдарм, повел группу «морских охотников» в дозор с особым душевным подъемом. Предупредил командиров кораблей:
— Удвоить, утроить нужно бдительность! Враг не должен даже заподозрить, что в Ораниенбауме накапливаются силы. Иначе лишних жертв не миновать, напустят фашисты авиацию, накроют артогнем.
Только с такой мыслью нес в те дни сторожевую службу личный состав «морских охотников», понимали, как высока их ответственность за сохранение скрытности операции по переброске войск на «пятачок» под носом у немцев. Молили, как говорится, бога, чтобы подольше не сковывало льдом Финский залив, чтобы и они, катера, приняли участие в наступательных боях.
Но не сбылось их желание, наступление началось в январе, когда навигация для «морских охотников» закончилась и многие корабли ремонтировались в мастерских.
Нелегкой оказалась та зима. Авиационных налетов было намного меньше, чем в предыдущие зимы, а вражеских ракетчиков и того меньше, но не стало от этого легче Якову Резниченко. Командиры кораблей его дивизиона, командиры боевых частей, старшины и матросы все просились на передовую. Отвечал Резниченко подчиненным словами, сказанными ему самому: «О летней навигации все думы должны быть. К ней готовьте технику и людей. Наступать станем. Наступать!»
Вроде и соглашаются, а проходит день-другой — просьба та же: «На передовую до весны прошу направить!»
Вновь убеждал подчиненных Резниченко, объяснял обстановку. И себя постоянно сдерживал (а это особенно трудно), чтобы не пойти еще раз к командиру отряда Гуськову с рапортом об отправке на передовую до начала навигации. Работал сам до изнеможения, чтобы не мучила совесть, и находил работу всем. Но рапорты и докладные люди писать не переставали.
Прошла наконец эта зима, показавшаяся Якову Резниченко вечной. Снова море. Манящее и опасное, нашпигованное минами, исполосованное вражескими кораблями. Первые дни навигации и первые радости побед. Вновь с почтением заговорили об истребительном отряде. Да иначе и не могло быть, ибо в первом же ночном бою четыре «морских охотника» вынудили отступить значительно превосходящего противника в сторону маяка Соммерс. В эту же ночь МО-122 в районе банки Метеор (в шести милях северо-западней Лавенсари) вступил в бой с тремя вражескими катерами. В моторном отделении возник от попавшего туда снаряда пожар. Катер потерял ход и оказался удобной мишенью для врага. Но пылающий корабль оборонялся мужественно и вынудил врага отступить. Подоспевшие на помощь наши «морские охотники» спасли оставшихся в живых героев.
— Крутое начало, — сказал тогда Резниченко своим командирам, — но это только начало. Впереди покруче волны ждут нас.
И они накатывались стремительно. Бой с подводной лодкой, в результате которого фашистская лодка не всплыла больше на поверхность; бой с воздушными пиратами и сбитый фашистский самолет. Высажен десант впереди наступающих советских войск. Еще один десант. В сложной минной обстановке успевали за стремительно наступающими войсками Советской Армии только малые корабли: торпедные катера и «морские охотники». Вот уже предстоит высадка десанта на острова Найсаар и Аэгна. На те самые острова, возле которых сосредоточивался Краснознаменный Балтийский флот перед легендарным прорывом в Кронштадт. На те самые острова, от которых пошли «морские охотники» при артиллерийской поддержке «Минска» и других военных кораблей к полуостровам Виимси и Пальяссаар, чтобы спасти красноармейцев, прижатых к морю фашистами.