Пограничники
Шрифт:
После боя командир пограничников сказал ребятам, что благодарит их от лица Рабоче-Крестьянской Красной Армии за помощь и дает трое суток отдыха. Пусть отоспятся и отправятся, наконец, в уком комсомола. А то за что же на них напасть такая: неплохо воюют, а билеты комсомольские никак получить не могут…
Какую роль сыграл в судьбах семерых белоцерковских парней из отряда ЧОН — в том числе и Тимофея Строкача — этот лукаво-серьезный, еще молодой, да поседевший командир-пограничник товарищ Орлов, сказать теперь нелегко. И видел-то он их всего несколько боевых дней. А когда вызвали всю дружную семерку в Спасск, у секретаря укома комсомола на столе список лежал, и в нем первым по селу Белая Церковь значился Тимоша Строкач.
Уком комсомола рекомендовал
Недалеко от родных мест выпало служить красноармейцу Строкачу — в Никольско-Уссурийском пограничном отряде, что занимал самый левый фланг огромной границы Республики Советов — от реки Тюмень-Ула на стыке с Кореей и далеко на север по реке Уссури.
Пополнение встретил уже знакомый красный командир Орлов с серебряной головой и не сходящим даже зимой загаром. Он оказался комендантом Иманской погранкомендатуры.
— Значит, учить вас ездить на конях и стрелять не надо, — весело сказал он. — Это хорошо, это даже очень отлично. Потому что некогда учиться. Ожидаем со дня на день из-за кордона нападения крупного отряда бандитов. Задача такова: не отбросить банду назад, на сопредельную сторону, а полностью уничтожить. Как мы говорим, снять с централизованного учета. Все ясно?
И хотя пока все было неясно, семеро молодых пограничников дружно, с азартом ответили то, что полагалось:
— Так точно, товарищ командир!
Но седой оптимист товарищ Орлов являлся начальником, как говорилось в погранвойсках, прямым — у него таких бойцов, как Строкач, были сотни. А вот непосредственным начальником Тимофея стал командир отделения Петр Первушин, ровесник, комсомолец, забайкалец, воевавший в Красной Армии еще с девятнадцатого, славный, преданный товарищ и терпеливый наставник.
Потянулись пограничные будни. Из-за кордона непрестанно прорывались большие и мелкие банды белогвардейцев и хунхузов, шайки контрабандистов, проходили диверсанты, шпионы, террористы. Плотно закрыть границу отряд, несмотря на все усилия, пока был не в состоянии.
Только что сколоченному отряду надо было все создавать заново. Не было мостов. Реки, текущие к границе, приходилось преодолевать на плотах или лодках, а то и вплавь на лошадях. Однажды во время переправы через реку Иман испуганный близкой стрельбой конь сбросил с себя Первушина; тот был в полной амуниции — с винтовкой за спиной, при шашке, в тяжелых сапогах, — Петро стал захлебываться. Тимофей, который был отличным наездником и пловцом, кинулся прямо с седла, не отпуская поводья, на выручку. Нырнул, перехватил командира уже под водой, потащил наверх, подсадил в седло своего коня, сам поплыл рядом. На берегу Петро пришел в себя:
— Спасибо, Тимоша, друг, а то я, признаться, уже почти до речного царя добрался…
По берегу Уссури, тянущейся от озера Ханка на север и составлявшей почти половину отрядной границы, густо росли деревья и кустарники. Пограничной тропы еще не было, и нарядам приходилось продираться сквозь чащу.
Не хватало обмундирования, оружия. Далеко не всюду стояли домики застав, и приходилось жить в крестьянских домах, даже в землянках, скудно было с продовольствием, фуражом.
А в ближнем тылу отряда, в прикордонных селениях и городках, скрывались, поддерживаемые кулачьем, остатки белогвардейщины; активно вела себя еще не раздавленная японская и американская резидентура; в таежных сопках свили гнезда осколки недобитых разномастных шаек — они грабили население, жгли дома, угоняли скот, убивали активистов. В самом Имане, невидном городишке, затаились направляемые из-за Уссури активные террористы. Через несколько месяцев после приезда Тимофея, в разгар операции по поимке банды бывшего царского офицера Даренского, подверглась нападению группа работников комендатуры, в которой были Первушин и Строкач. Они обедали в китайском ресторане в центре городка. Вдруг в открытом окне показалась чья-то голова, потом рука с пистолетом, и тотчас брызнуло со стола на вскочивших пограничников соком от разлетевшегося под ударами
В тот же день на вокзале стреляли и в старшего оперуполномоченного комендатуры, друга Тимофея Володю Измайлова. Этот отчаянный террор был ответом врагов на действия пограничников, которые одну за другой «списывали в расход» местные банды.
Крепким орешком для комендатуры долго была группа Даренского. За ней гонялись и до приезда Тимофея, и при нем. Хитер, изворотлив, коварен, жесток был бандит-закордонник, «его благородие», поклявшийся ни много ни мало как истребить иманских пограничников. Узнав об этом, ребята взвились: на партийно-комсомольском собрании решили не давать себе отдыха, пока действует Даренский. Встал только что принятый в кандидаты ВКП(б) решительный Первушин:
— От своего имени и от имени моего помощника и верного друга Тимы Строкача заверяю…
Долгие часы просиживали начальник группы и его помощник в нарядах над Уссури. За рекой в городе, именуемом Ху-ли-сан, располагался штаб белогвардейцев. Оттуда по бесчисленным тропкам и дорожкам, отрядами и в одиночку двигались на нашу сторону бандиты, чаще всего нацелившись на удобную для внезапных действий Ракитинскую долину.
Ждали только данных разведки. Наконец она сообщила, что находится Даренский со своим штабом в селе близ райцентра Ракитное.
Комендант Орлов сам руководил операцией. В помощь прибыли кавэскадроны, были стянуты чоновцы из всей округи. Все силы Орлов разделил на три части. Одну из групп возглавил Первушин, другую Строкач. Они не имели еще званий командиров, но фактически уже исполняли эти обязанности.
Первой ушла конная разведка, переодетая в гражданское платье. Надо было действовать крайне осторожно. Этот Даренский практиковал такой прием: одевал часть своих людей в пограничную форму, и они появлялись в населенных пунктах. Бандиты собирали коммунистов, комсомольцев, сельских активистов якобы на собрание, а затем уводили в лес и убивали. Приходилось объяснять в селах, что люди разного возраста могут быть только среди лжепограничников, им нужно давать отпор и срочно извещать об их появлении в комендатуру или на заставы.
И теперь, едва разведчики из мангруппы появились вблизи тех мест, где оперировала банда, в комендатуру верные люди тотчас дали знать, что замечено несколько одиночных всадников («Молодые, но в гражданской одежде»); кто такие и каковы их намерения, понять не удалось… Получив сообщение, краском Орлов довольно потер руки («Своя своих не распознаша!»). Но оказалось, радоваться рано: тотчас прискакал охлюпкой, без седла, парнишка-чоновец:
— Там кавалерийский эскадрон взял в плен бандитов в гражданском, хотят их порубать!
Пришлось срочно выручать своих разведчиков, которых красноармейцы не знали. («Неувязочка твоя, дорогой товарищ Орлов», — самокритично заметил комендант.)
Потом уже стало известно, что из тех же сел информировали не только комендатуру: предупрежденные кулачьем, Даренский и его подручные действовали крайне осторожно. Отдельные небольшие отряды закордонников не выдавали себя, даже если благоприятно для них складывалась обстановка. Петр Первушин со своей группой устроился на ночевку в том же селе, где в одном из сараев скрылся отряд бандитов. Тем представился отличный, редчайший случай уничтожить пограничников сонными. Но опытный офицер не воспользовался заманчивой возможностью — терпеливо выждал, пока первушинцы уедут. Узнав об этом печальном эпизоде, Петро ахнул от досады и сник бы вовсе, если б не друг. Тимофей долго убеждал, что от такой случайности не застрахован даже опытный боевой краском Орлов. Ведь он при очень сходной ситуации был схвачен и расстрелян бандитами, только воскрес и снова с ними дерется. Петро помаленьку отошел, и друзья вспоминали уже с юмором о бандитах, через щели в стенах сарая злобно следивших за уезжавшими пограничниками.