Пограничные характеры
Шрифт:
БЕССОННЫЕ ШАГИ
Пальмы в самом деле чем-то похожи на собак, и не породистых, а так — обволосатившихся дворняжек. Стоят на одной ноге, и очень хочется им обо что-нибудь почесаться!
Когда минуешь ворота с часовым, у дверей один такой пальменок притулился, как где-нибудь на севере березка. Макушка у него жесткая: подует ветер, лист о лист начинает тереться и погромыхивать, будто ошейником. А в остальном здесь, как везде. Стоит торжественный часовой у знамени. Ходят деловитые люди в зеленых фуражках. Начальник политического отдела вручает вызванным с застав солдатам кандидатские карточки.
— Как у вас на заставе, — спрашивает, — тепло?
— Топят.
— Какие нужды неотложные?
— Прожектора нет.
— Это я знаю… Правильно, коммунист должен начинать с общих нужд.
— Вышка еще: на одном тросе держится. Разбило дамбу бурей, ну и вышку подмыло.
— Кино смотрите?
— Два сеанса, в неделю. Я сам киномеханик.
— Ну, боритесь на этом фронте уже как коммунист. Сколько у вас коммунистов?
— Старшина, начальник и заместитель — трое.
— Мы вас пригласили, чтобы вручить кандидатскую карточку. Будем надеяться, что на будущий год об эту пору мы вручим вам и красную книжечку. Поздравляю с получением партдокумента. Хранить как, знаете? В левом кармане, у сердца. Положите при мне. Вот так. Надеюсь, оправдаете доверие…
Граница здесь боевая, служба недреманная. Показали мне сброс на одной из гор. Однажды ночью под луной нарушители с моря решили, что это дорога. Специально для них асфальт приготовили. Ринулись — а гора-то отвесная! Тут их и взяли.
…Жаль, что сейчас нет луны. Вчера еще мой московский поезд летел по лунным снежным равнинам, и реки лежали под зернистым льдом. А здесь реки мутные, зеленые, бегут по каменному руслу. Плантации чая. Кусты все круглые, подстриженные по ранжиру, голова к голове, — прямо версальский парк, а не сельское хозяйство!
Ночью все то же тяжелое облачное небо. Только портовые огни брезжат издали, как низкие звезды. Море тихо, хоть нагни ухо к самой воде.
Целую ночь я жду, когда КПП затихнет, и не могу дождаться. Стены гулкие: за одной стеной сонный мужской кашель, за другой детский плач — ах, эти кочевые офицерские дети! Живут сегодня здесь, завтра там, каждый учебный год начинают в новой школе. Я как-то подсчитала: у меня было шестнадцать школ.
Многотерпеливы жены пограничников. Сколько надо любви, чтоб не только повсюду следовать за мужьями, но и поддерживать их своим мужеством! Мне хочется высказать старую истину: настоящая женщина очень много может сделать для того, чтобы и ее избранник стал настоящим человеком.
Пока я размышляла над этим, на КПП за стеной то и дело шагали сапоги — служба бессонна.
А с улицы тянуло запахом кипарисов — ладанный, сладкий южный запах! Повсюду безжалостно подстригают деревья: на тротуарах, во дворах груды зеленых веток. Деревья стоят ампутированные: сучья отрублены по локоть, по плечо…
Батуми, наверно, в глазах многих — идеальное место службы: курорт, море, купайся — не хочу!
На самом деле, конечно, это совсем не так. Командир сторожевого катера говорит, что по-настоящему города еще не видел, хотя уже десять лет ходит в этих водах, а в районе Батуми службу несет неделями.
— Так поедемте завтра на Зеленый мыс, — предложила я, — в Ботанический сад.
Он только развел руками: нельзя! В любой момент катер может получить приказ выйти в море. Ведь это граница. А граница одинаково бдительна и в полярных снегах, под норвежским городом Киркенесом, и возле Черного моря, в дождливом пальмовом Батуми.
И все-таки не каждому глазу это сразу заметно. В отряде мне рассказали: приехал как-то молодой человек, корреспондент комсомольской газеты, поглядел вокруг, покачал головой и со всей решительностью заявил:
— Нет уж, товарищи, вы меня отвезите на настоящую заставу. Самую настоящую! Чтоб трудности, горы, обвалы и так далее. Чтоб почувствовать, что такое пограничная служба без прикрас.
Пограничники — люди любезные, хотя и не без лукавства. Повезли искателя трудностей. Сначала-то везли, а потом никакой дороги уже нет: триста шестьдесят ступенек в скале, почти столько, сколько дней в году.
Поднялся он туда бодро.
— Если сердце здоровое, человек молодой — трудности особой это не представляет, — говорит майор Комаров. — Но вот уж обратно… сделал шаг и упал. Ноги подогнулись. Подняли его, поддержали под локти, повели. Опять падает. Ничего, конечно, особенного в этом нет: даже у нас, ежели с отвычки, мускулы устают. Но у него, бедняги, прямо психологический какой-то испуг начался. Вернулся в Батуми: надо на второй этаж подняться, а он на лестницу, со страхом взглядывает — вдруг опять ноги подломятся, оконфузят?
ЧЕЛОВЕК БОЛЬШОЙ СТРАНЫ
Оказывается, районы морей называются «театрами». Так же, как говорят: «Театр военных действий», так человека посылают служить на «черноморский театр» или «тихоокеанский театр».
Это мне сказал Донат Африканович Богомолов, капитан-лейтенант, когда мы стояли на пирсе, а команда сторожевого катера, только что вернувшегося из дозора, готовилась к субботнему банному дню: чистила пластиковые половики, тюками выносила постельное белье.
После дождливого утра внезапно выглянуло солнышко: море заголубело, а красавец теплоход «Латвия», снявшись с якоря, белой звездой пошел к горизонту.
— Вы не хотели бы служить на таком пароходе?
Капитан-лейтенант подумал.
— Не знаю. Может быть, да, а может быть, нет. Если что-то менять, так уж лучше жить и работать на твердой земле.
— На берегу? — переспросила я, припомнив, что именно так моряки называют сушу.
Но он понял буквально.
— Нет, почему же обязательно на берегу? Просто на земле. Правда, говорят, что моряка все равно потянет обратно на воду. Так считают.
— А вы думаете иначе?
— Пока ничего не думаю. Чтоб заскучать, надо сначала расстаться, а я десять лет в море.
— Десять лет!
— Даже немного больше. Десять только на этом катере: как раз летом можно будет справлять юбилей. Что, не верится? Кончил училище неплохо, было у меня право выбора. Я, правда, хотел на черноморский театр… Повезло. Назначили меня командиром на шхуну. Кроме мотора, были на ней еще и мачты, при нужде можно было паруса поднять. Командир нашего подразделения привез меня на шхуну, представил команде: «Вот, говорит, отныне ваш командир, ваш отец и ваш начальник. Счастливо плавать». А мне сказал: «Если что, помни: ты пограничник. Стой в проливе насмерть». И тоже пожелал: «С богом!»