Пограничные зори

Медведев Иван Анатольевич

— Товарищ капитан! — вскричал Черкез, и в голосе его прозвенело такое отчаяние и такая мольба, что начальник отвел глаза. — Товарищ капитан, разрешите мне остаться!

— Не могу, Черкез, не имею права.

— Нет, я не поеду домой, — твердо сказал Черкез. — Я тогда сам поеду их искать, своим путем. Этого же вы мне не запретите: это мои родные горы, я тут каждый кустик знаю.

— Ну вот что, — сказал начальник, — можешь следовать за нами, но только на расстоянии. Будешь все время держаться позади Мамедова.

И, подозвав к себе пограничника, капитан вполголоса дал ему какие-то указания.

Когда маленький отряд, следуя за бежавшей

впереди собакой, обогнул с юга край горного кряжа и поднялся на перевал, перед ним открылась узкая и глубокая ложбина, окруженная с трех сторон горами. Скалистые вершины гор лишь кое-где поросли здесь мелким кустарником, но чем ниже по склону, тем кустарник становился чаще, образуя в глубине ложбины непролазные заросли. И тут, кинув взгляд на противоположный склон горы, уже ярко освещенный первыми лучами солнца, все увидели, что там движутся какие-то люди. Это была вторая группа пограничников. Их собака тоже бежала по следу и тоже вела их вниз, в ложбину. Вскоре всем стало ясно, что обе собаки бегут хотя и с разных сторон, но к одной цели, и пути их должны скреститься на дне ложбины — там, где темнели заросли колючего кустарника.

— Ясно. Залегли, как волки и всякая прочая нечисть, в чащобе и дожидаются темноты, — негромко проговорил начальник погранзаставы.

— Ну, теперь уж им недолго сидеть в своей берлоге, — сказал Сазак.

Окружив заросли, отряд спешился и углубился в чащу. Мамедов верхом на коне стоял поодаль, позади него — Черкез на своем ослике.

Из чащи прогремело несколько выстрелов, затем все стихло, и пограничники вывели оттуда молодого, худого, как скелет, парня, а следом за ним — горбоносого. Нарушители не оказывали сопротивления. Но тут из кустов выскочил третий — ему, видно, как-то удалось прорваться, — и побежал отстреливаясь. Мамедов, пришпорив коня, поскакал ему наперерез. Черкез тоже «пришпорил» своего ослика, и послушное животное ринулось вслед за конем. Мамедов прыгнул прямо с седла на убегавшего, и они покатились под копыта коню.

Тут подоспел Сазак. Вместе с Мамедовым они обезоружили нарушителя границы и скрутили ему руки за спиной.

Когда его подняли, первый, кого увидел перед собой человек со шрамом, был мальчик верхом на ослике.

А Черкез, вытянувшись в седле и глядя прямо в глаза подскакавшему капитану, отрапортовал:

— Виноват, товарищ капитан, сам не знаю, как получилось…

Но молодой капитан обнял Черкеза и крепко поцеловал. А затем сказал такие слова, от которых щеки у Черкеза обдало жаром, а сердце так и запрыгало в груди.

— Молодец! — сказал капитан. — Ты у нас настоящий пограничник.

Перевод с туркменского Т. Озеровой

Борис Рожнев

НА ДАЛЬНЕЙ ЗАСТАВЕ

1. Земляки

Называют заставу дальней. И на этой дальней заставе служим мы — земляки. Трое, не считая меня, — повар Коля Птицын, автоматчики Вася Прохоров и Толик Гапеев — попали сюда одновременно. А со вчерашнего дня нас стало пятеро. Случилось это перед самым обедом. Я еще спал, а Толик дежурил. Когда он дежурит, лучше не попадайся ему на глаза: обязательно найдет работу.

Время моего отдыха истекло, и он, конечно, меня разбудил.

Вставать мне не хотелось. Я ему

из-под одеяла и говорю:

— Толик, ты мне земляк?

— Ну, земляк.

— Ты мне друг?

— Ну, друг.

— Так неужели, — спрашиваю, — земляку и другу нельзя сделать поблажку?

Он неумолимо трясет за плечо.

Пришлось вставать. А такой сон видел, что, кажется, закрой глаза — и опять очутишься в колхозном доме культуры. Но что поделаешь… Посмотрел я вокруг — все койки заправлены. Толик стоит рядом и держит в руках веник. Понятно: это для меня. Поставил он веник у моей табуретки и говорит:

— Сегодня к нам молодые пограничники прибывают, ты давай побыстрей разворачивайся.

Чудак. Сказал бы сразу.

Подмел я помещение, взял полотенце, мыло, выхожу В коридор — старшина навстречу.

— Убрали?

— Так точно, подмел!

— А мыть кто будет?

— Не знаю, товарищ старшина.

— Не-е-т, так не пойдет. Берите таз, тряпку и…

Дослужился, думаю. Третий год пошел, а опять за полы. Ведь за семьсот девяносто три дня я, наверное, этих полов гектаров десять, а то и больше перемыл. Но — приказ! Я же не отказываюсь, я только соображаю, что нужно бы подойти ко мне все-таки снисходительнее.

Помыл я полы, умылся, заглянул в Ленинскую комнату, а там наш комсомольский секретарь с редактором плакат пишут: «Добро пожаловать, молодые воины!» Ага, значит, верно.

Пока суд да дело, решил я пообедать. Подхожу к кухне: стоит Птицын в белоснежном халате и улыбается.

— Одиночек кормить не разрешено. Торжественный обед будет.

Увы, и здесь земляк не хочет делать для меня исключений.

Прошло тридцать минут. Слышу шум во дворе. Иду. Вижу пограничников, приближающихся к крыльцу. Обмундирование на них новое — все на одно лицо. Но я приметил парня: какой-то не такой, как все. Разговорились. Оказывается, земляк. Звать Витей, по фамилии Брылев. Вот и стало нас пятеро — земляков.

2. Письма

Чего-чего, а письма на нашей заставе всегда ждут. О них тоскуют по-солдатски, им радуются по-детски. Кто получит письмо — вскрывает тут же и подчас читает вслух. Толик Гапеев, например, тот вел переписку со многими стройками страны и молодежными бригадами, о которых случалось прочитать в газетах.

У Вити Брылева — первое ответное письмо, хотя сам он, как и всякий начинающий службу солдат, писал почти каждый день.

Коле Птицыну было труднее: он был уже женат и письма получал с фотографиями, на которых худенькая женщина держала на руках карапуза — это на первом году службы; на втором году — карапуз уже держался за спинку стула; а на третьем — тот же карапуз вполне самостоятельно шагал с той же худенькой женщиной по аллее.

Фотографии ходили по рукам, оценивались и возвращались хозяину с каким-нибудь замечанием.

— Наследник растет, — бросал один, — солдат.

Другой добавлял:

— А может, ученый…

— По-моему, — старался вставить третий, — космонавт.

И все притихали. Гордый отец прятал фотографию в пухлый альбом, чтобы завтра вновь посмотреть на своего космонавта.

Без устали работал над письмами Вася Прохоров: он вел обширную переписку с «заочницами». Увидит фотографию девушки в журнале, сейчас же садится и строчит. Смотришь, через некоторое время приходит ответ. Как же, пограничник, служит и вдруг прислал письмо. Все писали откуда-то издалека и почти всегда восторженно спрашивали о границе, о шпионах…