Погреб
Шрифт:
– Да, – согласился Влас. – Пусть Макс скосит. А мы и тёплого…
Дима понял: коль скосить к речке, выйдет действительно, что они слуги Макса, кто, трахнувшись, двинет барином принять ванны, мол. Максу весело… «Чересчур!» – вник Дима, взял тоже пиво, вскрыл его и пил залпом, хоть без желания. «С ней не я…» – изводился он. Почему? Отчего с ней – Макс? Смазливость в лад с глупостью и сноровкой бить мяч – важнее? Да ещё деньги… Так всё и есть, блин! Макса все «хочут». Сельская дева тоже не прочь с ним. Дима же, Влас, Хо, дряхлое
– Что, растопим печь? – он вскричал, выпив банку и её кинув.
– Ты приостынь, – Влас буркнул. – Тяги не будет. А топить надо. Стены из камня, сырость. Будет не в масть спать.
– Чёрт с этой тягой! – Дима поднялся и убежал в избу, где у печки дрова. Он впихивал ветки в топку, жёг их свирепо.
Тяга, блин?!
Нет её.
Вообще!
То, что Лена с другим, доказывало: тяги нет точно так же, как нет физических и иных законов, в лад коим Лене нужно быть с ним, не с Максом. А это значит, тягу ту – на фиг! Он Лену любит, но, коль законы не оправдались в высшем, то есть в любовном, то – нет законов.
– Тягу им?! – злился он. – Фиг им, тягу-то!
Дым не шёл в проход. Он, спеша, ломал хворост, вталкивал в печь бумагу и раздувал ртом пламя. Дым стлался вспять в избу. Окна – мёртвые и без форточек, он единственно мог открыть дверь в сени. Взялся ток воздуха по-над полом, в коем он ник, согнувшись, и продолжал труд, глупый и тщетный. Слёзы текли – от дыма и от отчаянья… Лена там наслаждается, изводила мысль. Но была мысль и стыдная. Влас сказал, что нет тяги. Вышло: Влас прав, а он вновь неправ?! С давних пор, как он втюрился в Лену, – пятнадцатилетнюю, за которой ходил Влас, – тот, получается, был умней его и правей. Он слабак даже печь топить, а любить слаб тем паче. Love сложней топки. Чт'o он для Лены? Он – неумеха, нытик и бездарь.
Выскочив и взяв пиво, он сел на крыльцо, близ Власа… Что он экстерном школу закончил – мелочь. Алгебру знавший, в русском смышлёный, в жизни он нуль, считай. Влас вот вида не подал, что хочет Лену, – он же слезу пустил, истерит почти, мается…
– Ты, Влас, прав. Тяги нетути. – Он пил пиво.
– Типа, избу, – шутил Хо, – ты задымил, да? Спим мы в хлеву?
– Всё выветрит… – буркнул Влас. – Съерундил, Димон, но два градуса дым твой даст; раньше станем топить. Вместо полночи – в десять.
Воспламенённый, Дима вскочил. – Скошу пойду! Но для нас. Те пусть порются!
Он шагнул. Его двинуло. Он едва не упал и понял, что жутко пьяный, да и отравлен чёртовым дымом. Но было весело. Выпив снова, он засмеялся, вышел к сирени, что окаймляла двор. Там, за нею, – бурьян, уходивший вниз. Там была также пойма, новый склон. А там – яркое солнце!
Жуть стало весело! Он вскричал, демонстрируя, что им весело – веселей, чем тем двум в саду.
– Влас,
– Правильно! – гаркнул взявшийся сытый Макс, кобенясь, чтоб показать им: вот я! только что с тёлки! что вы здесь скисли?
Но все молчали, даже когда, придя, Лена бросила: – Тропку б, кстати, на речку. Хочется влаги!
Но все молчали.
Дима подумал: блеск молчат. Супер круто… Так ей! Раз их забыла, чтобы спать с Максом, – сходно и им плевать. Адекватная сделала б прежде стол для всех, посидели бы… А потом, что ж, сексуй… Но не так, чтобы, кинув их, трахаться, а теперь вот купаться… Фиг ей!
– Ты, блин, сама коси, – ляпнул Дима. – Фифа-царица.
Лена окрысилась. – Свянь, щен!
– Ты, Лен, сама кто?
– Кто?
– Ты не знаешь? – Дима язвил.
– Конец грызне! – Макс прервал, уперев руки в бёдра и на всех глядя, – но, одновременно, и являя: вот я, любуйтесь! Видите бицепсы? шары икр? плашки мышц живота? – Прикольно так побывать в глуши! – вёл он. – Выпить есть, хавать есть… Прокошу – шашлычок скоптим, искупаемся… В общем, жить, это круто. Я жить люблю.
– Ты бог! – хохотал Хо дико.
Макс оглядел косу. – Сделаем! – объявил вдруг, взяв косу на плечо, как в фильмах.
– Нёс косу на плечи! Лису засечи! – выл Дима пьяный.
– Стой! – начал Влас. – Не Димон стой – Ап'oл стой. Как ты прокосишь? Надо отбить, отточить косу… Молоток с бруском есть?
– В машине, – и Макс ушёл.
Вернувшись, он, выпив пива, сел точить лезвие, бросив Хо: – Сфотай.
Тот стал снимать его с Леной, севшей с ним на крыльце в обнимку.
Дима ярился: если не любит – чёрт с ней.
– Чёрт с ней!! – он крикнул.
Пойма ответила: «Чёрт с ней!!»
Дима впал в раж. – Чёрт! Чёрт!! – вопил. – Эхо!
– Беды накличешь, – хекал Хо.
Лена крикнула вслед за Димой. Пойма ответила. Макс открыл банку пива.
– Тёплое… Не как в баре. Как бы не вырвало.
– В дом внеси, – надоумила Лена. – Там попрохладней. Дом ведь из камня. Надо бы печь топить.
– В дом?! В погреб!! – Дима склонился, чтоб взять бутылку.
Выпив, разделся, выставив впалую, худосочную грудь. Стесняться? Лена не любит, жизнь потеряла смысл. Нету разницы, умный он или глупый, крут или слабый… Пусть, то есть, смотрит; пусть убедится, что, мол, не зря не любила длинного и тщедушного сопляка. Пусть смотрит.
– Хватит пить, облюёшься… Погреб, да? – продолжал Влас, выпив из банки и меж двух пальцев взяв папиросу.
– Мы, – Макс рыгнул, как гром, – брали пойло в тех Ивицах; продавец сказал: погреб. Типа, в лощине.
– А я гадаю, – ожил Хо, – где он, погреб-то. Час ходил-искал.
– На фиг, – Лена взяла курить супер-тонкие сигареты. – Погреб? Фиг с ним… Проблема!
– Лена, проблема, – вставил Хо, – Дом без погреба, он не дом. Фикция! Коль нет погреба, дома нет. Возвели не чтоб жить. Чтоб… сманить сюда, полагаю, – мыслил Хо. – Так-то.