Погребальная похоть

Блиденберг Саид

У Виктории были фиолетовые, средней длины, но очень пышные и слегка вьющиеся волосы; экстремально худое телосложение; ростом она была значительно выше сестрёнки. На ней был то ли видавший виды оттянутый топик, то ли коротенькая майка?... И джинсовые шорты на тонких, прямо-таки спичечных ножках. Нельзя сказать, что у Светочки и Лизы ножки были, по сравнению с этими, толще – они проигрывали, должно быть, какие-нибудь жалкие кубические миллиметры... Но вкупе с кожей, натянутой меж бедер, впалым животиком и такими же спичечными ручонками – ножки смотрелись гармонично, настолько особенно, что Виктория не тягалась с обычными девушками, то есть представляла другую весовую категорию. Категорию начальной стадии анорексии.

«Если бы мы вдруг остались в пустой квартире, — подумал он, — было бы сложно сдержаться и не принудить тебя, а в противном случае и изнасиловать». Её лицо, в отличие от сестринского, было в первую очередь сильно исхудавшим, и почти всегда отражало туманную лёгкость в голове; в остальном же – более заостренное к подбородку, с широкими пухлыми губами и глазами зеленого цвета, каких он никогда не видел. Казалось, будто бы она спала наяву, и ничего не понимала, не знала и совсем не желала знать и понимать – это было существо другой природы: хомо наркоманиус. Поведение, манеры, речь, выражение лица – буквально всё выдавало кондовую наркоманку. По меркам Юзернейма это только добавляло её личности тысячу очков к обаянию, которые же вместе с извращенным аппетитом, вызываемым её нездоровой худобой, сложившись, синтезировали в нём дикую симпатию. С ужасом сознавая, что сия болезная лань, скорее всего, сама отдастся на растерзание, и даже говорить много не придётся, ценитель падали и мнимый санитар притонов просто представился:

— Я Юзернейм.

— А я Вика. Присаживайся, — кивнула она на диван.

— Что у нас на этот вечер, Вика? Я особенно хочу покурить и взять с собой, — задумался он, — ну, на сколько договоримся, столько и взять.

Она улыбнулась и достала из кармана зиплок с травкой, коей хватило бы на два-три напаса. Йуся не сильно, но опечалился, и предвкусил уже, как будет нервно мониторить всякие там, чёрт подери, сатоши.

Виктория тоже сделала скорбное лицо, но вдруг объявила радостно:

— Шутка!

— Ох, весёлые у тебя шутки! На твоей совести была бы моя блевотина на этой вашей станции метро сегодня.

Вика рассмеялась, встала и всё объяснила:

— Я не храню здесь свой стратегический запас. Но сейчас принесу. У меня всего достаточно, сам увидишь.

Скелетоподобная девушка прошла к шкафу, стоящему напротив в углу, достала чёрный кожаный плащ, надела и вышла из комнаты. И сразу же из квартиры. Минуты через три Вика вернулась с большим непрозрачным пакетом, а руки её были облачены в хлопчатобумажные перчатки. Она сняла их, сняла плащ и повесила на место. На шкафу, среди прочего, стояла картонная коробочка, которую она достала и извлекла перчатки латексные – значит, всё серьёзно. Юзернейм, откинувшись на спинке дивана, жадно наблюдал. Приметив это, девушка натянула их нарочито медленно и какбы смакуя.

Из пакета был извлечен небольшой обклееный чёрной изолентой металлический пенал – внутри он был герметично защищен резиной, а наполняли его пакетики с интересным содержимым: кусочек гашиша грамм на двадцать, примерно такой же пакетик сперссованной сортовой травы (70% сатива), в половину меньший пакетик другой травы (90% индика), и пакеты с приличным объемом амфетамина, мефедрона, и совсем маленький, он сразу догадался – с кокаином. Сбоку красовался разноцветный, как гирлянда, пакетик таблеток экстази, и обмотанные в скотч квадратные кусочки фольги – внутри, несомненно, были марки.

— Боже, уберите с глаз моих этого маленького засранца! Меньше всего ожидал его увидеть.

На секунду она сделала глаза по пять рублей – её несколько исхудавшему личику это очень подошло.

— Что? Кого?

— Кокс. Лучше спрячь себе в карман. Мне так будет спокойнее.

— Окей, — послушалась она и изъяла маленького засранца, — ну что, выбирай. Вот этот сорт с сативой – самый пиздатый, но и дорогой. Индика дешевле, но ничем

не хуже. Просто мне больше нравится.

— Стало быть, твоя личная наценка?

— Ну, сверху также было, но я и правда лучше оставлю себе побольше.

— А я тоже предпочитаю сативу. Не боись, не разорю. Отвесь по полтора от каждой. И ещё два колеса. А что на марках, сколько вещества на одной?

— Хозяин барин! Так-с... На марках нбомы: бишки и сишки, на всех по шестьсот, по пять штучек в пачке.

— О, нбомы я не пробовал. А можно и сишку, и бишку? По две каждого вида.

Ей, наверное, не очень хотелось возиться с переупаковкой. Девушка замысловато заломила ручонки, подняла и вцепилась себе в голову, выгнулась спиною, и изобразив томление и задумчивую гримасу, покорно объявила:

— Конечно можно, любой каприз за ваши деньги.

— Прекрасно – есть и деньги, и капризы! Ну-с, сколько там, на калькуляторе, набежало?

— Слушай... Если шишек по полтора, то тыща триста и тыща сто соответс'но. Колёса по девять сотен, внутри кристально чистый стафф, кстати, потому и дорогие. Значит тыща восемьсот. И марки, если каждая по семь сотен – две девятьсот! Итого: семь тысяч и сто рублей.

Он представил, как швыряет в её сторону скрученную пачку рыже-красных банкнот и она припадает к нему, стягивает штаны и жадно берется за дело, глубоко заглатывая. А потом в комнату входит Света с дробовиком и кровавые мозги неверных разлетаются по стенам. Тут Юзернейм маленько завис, но всё-таки вспомнил, что нужно достать деньги из любого кармана. Он достал одну рыжую купюру, нашел в другом кармане две бирюзовых, но вот бежевой, как это ни странно, нигде не было – и тут в качестве доплаты подошла фиолетовая.

— Сторублёвки нет, серьёзно? Давай разменяем штоле...

— Это чаевые, детка, — она так искренне улыбнулась, что он записал на свой счет ещё одно доброе дело. — А чего тебе самой хотелось бы?

Наркоша даже не сразу нашлась, и постаралась никак не выразить захлестнувшее торжество:

— Нуу... Я бы смешала немного мефа с коксом!

— Вот и замешай. Сколько это будет стоить?

— Три с половиной.

Юзернейм встал, достал из нагрудного кармана пятитысячную купюру, протянул и выпустил из ладони – она упала Вике на шортики. Не опуская головы, но сведя взгляд, он засмотрелся на гладкость этих тощих ножек:

— Наслаждайся... А я пойду отолью. А потом пыхну, как бог.

Сортир и ванная, отметил он, были в этой квартире апофеозом нищенского безразличия: на полу мелкая и уже пожелтевшая плитка, постеленная при строительстве по-умолчанию, а стены просто грязно-белые. Когда Йусернэйм вернулся, на диване его место уже заняла Светочка. Вика сидела рядом и обматывала скотчем одну из упаковок, а Лиза – за своим столом перед ноутом. Все его покупки, ожидающие герметизации, ровным рядом лежали на столе возле электронных весов. Также здесь стояло изделие из пустой бутылки с целлофановым пакетом вместо дна, в народе называющееся "парашют" и лежал тот самый зиплок с остатками сативы, ставшим предлогом для шутки – очевидно, поданный к употреблению прямо сейчас.

Использовать парашют в одиночку без трудных ухищрений было невозможно, и Света ему ассистировала. Пока он держал бутылку и жёг стафф на крышечке-гриле, она медленно тянула за ниточку, приклеенную ко дну пакета, тем самым извлекая оный для создания вакуумной тяги, и дым заполнял бутылку.

Сделав первую хапку, мужской мозг сообразил приземлить свою соседку-задницу в Викино кресло, чтоб получить в поле зрения обеих самочек. Вика выполняла свою работу и в лице выглядела предельно серьёзно, чего нельзя было сказать о её хрупких коленках и ножках, в сущности, обтянутых кожей костях. Возможно, тяжелее она становилась только выше – попкой и грудями, и то не факт. Можно было предположить, что девушка весит тридцать девять кило.