Погребальная похоть
Шрифт:
— Ты художник?
— Не исключено. А вам как кажется?
— Мне кажется, что да.
— Кофеварка! — заметил он краем глаза.
Она резко обернулась и выключила электроплиту, поймавшую на рифлёную поверхность немного убежавшей кофейной пены.
— Ах, ну что за дура!
Он резко встал, сияя выпуклыми джинсами:
— Не ругайте себя. Наливайте, пожалуйста, а я всё вытру.
Юм серьёзно прошел и взял с раковины тряпочку, капнул воды и моющего средства, не ожидая, что она отставила в сторону кофеварку, но сама замерла на месте, оглядывая загрязнение и протянув ладонь сказала:
— Не заморачивайся, малыш, я сама – давай тряпку.
Он подошел позади вплотную, прижал своей выпуклостью её попку, обнял за животик свободной левой рукой, вторую направил в разлитый напиток, и вытирая, вкрадчиво прошептал на ушко:
— Я сказал наливайте.
Она взяла левой рукой его вытирающую правую – он остановился и отпустил
Все его чувства и ощущения подсказывали, что сейчас он, робкий первокурсник, лижется со студенткой и самой горячей штучкой не только всего пятого курса, но и учебного заведения.
Окончив ласки, Сильвия таки быстро разлила кофе по поллитровым чашкам, Юзернейм сразу же спохватился и накидал ледышек и сахара, она плеснула молочного коктейля, настреляла поверху сливок и дрожащими руками застучала ложками в обеих чашках, пытаясь размешивать! Он взял её за правую руку, изъял ложечку и принялся спокойно помешивать. Она оглянулась, с горящим взглядом, улыбнулась и постаралась повторить – более менее успешно. Его лицо было перемазано в помаде, он стоял с сияющим бивнем и спущенными до колен штанами, размешивая кофе. Суккуба засмеялась, и он следом тоже, додумавшись стянуть ногами свои джинсовые оковы. Как ни крути, а в такой ситуации сколь угодно медленное распитие напитков было бы всё равно торопливым. Кофе, всё таки, был горяч, и делая небольшие глотки, они не спускали друг с друга глаз, горящих глаз, горячее всякого кофе. Внезапно, вероятно осознав, что им не справиться – они выпили, сколько смогли, малость обжёгшись, но взвинтив в себе бушующие энергии; она схватила со стола коробку коктейля и баллон сливок, и засмеявшись, побежала в комнату.
Там она облила коктейлем грудь, и увидев эти молочно-розовые потёки по её сумасводящему телу, Юзернейм потерял над собой контроль – Сильви одним махом распустила волосы и упала спиной на кровать, он запрыгнул над ней и принялся вылизывать сверху, жадно припав языком к грудям, слушая её возбуждённое дыхание и томящиеся стоны; он спускался всё ниже, целуя каждый сантиметр, и встретился с промокшей в молочке чёрной полоской растительности, ощутив, что сердце перестало колотиться уже давно, и засосал этот радостно выглядывающий клитор, и направился вылизывать эту киску в самой настоящей реальности, позабыв обо всём. Вскоре они устроились в шестьдесят девятую и суккуба-старшая, верхом на его лице, заглатывала член по самые яйца, удерживая по десять чертовых секунд, и ему становилось как никогда хорошо, он яростно вылизывал ей всю промежность, тая в розовом блеске. Скоро в ход пошли взбитые сливки.
Когда она выпустила из своей глотки его елдак в очередной раз, он смачно шлёпнул по заднице и свалил с себя женщину. В её демоническом взгляде уже не осталось ничего кроме зверской похоти, и казалось, ей было совершенно всё равно, кто это – этим взглядом и оскалом она приглашала вонзить в неё, погрузиться вглубь, и погружаться до последнего вдоха, до последней капли; отдаваться и фанатично самозабвенно служить ей; до последнего шага прочь с ума, в одержимый сексуальный делириум! Он сознавал всё это в доли секунд, потянув её к себе ближе за ноги, и впервые загнав в это нутро, очень многозначительное лоно, в тоннель удовольствий – и вцепившись в груди, припал к ним и сосал, будто сломавшись надвое и уже не отвечая за ту заходящуюся в сакральном танце часть себя, очень сконцентрированную в хрящах, глубоко в этой прекрасной самке и образующую теперь уже часть одного с нею целого!
Незаметно, он уже оказался на спине, а мадэмуазель прыгала на нем, поглощала своей волшебной, чудотворною пустотой, кричала, выла, распевалась! Круговорот звука хороводом ходил вокруг его головы, изображение двоилось и троилось, мыслей и слов не осталось – сумасшествие было здесь, погружалось на него и вновь отпускало, горячо и скользко, он хотел смеяться, но только ахал. Блаженное безвременье настигло их здесь – они испробовали все позиции.
Блудница же своё дело знала, и оказавшись снова верхом, дойдя до точки, ловко соскочила – и окатила его по лицу горячим фонтанчиком из святого источника. Йусернэйм встал во весь рост на кровати и подошел, а далее она всё поняла демонстрировала чудеса проглота, обильно смазывая слюною орган, которым он вскоре почтительно похлопал её по личику с блядскими подтёками косметики. Поставив попкой к верху, Юм облизал и смочил слюной врата её заднего храма; постучался, потёрся головкой змия и запускал неглубоко, раз за разом, какбы смягчая; присовывая поглубже, массируя, и вдруг зайдя подальше, вызвав сиренский вой, но подбодрив мессалину
Отдохнув минут пятнадцать, они направились в душ, где романтично целовались, словно тайком встретившиеся подростки в летнем лагере; и растирали друг друга мылом, будто впервые знакомясь с голым телом особи противоположного пола.
Выйдя из ванной в полотенцах, они встретили Светочку, одетую, неожиданно, в новое красное платье, она засмеялась над ними, подбежала и расцеловала обоих, была очень радостна.
XIII : ПРИГЛАШЕНИЕ НА КАЗНЬ
А затем стала ещё более радостна, когда в течение следующего получаса оформила с Йусом по три хапки сативы, и красовалась, переодеваясь в немногочисленные новые шмотки, перед зеркалом и своим ненаглядным. Со свойственным ей специфическим вкусом девушке было сложно приобретать одежду в магазинах для челяди, и если уж что-то нравилось, она покупала, как бы дорого это ни обходилось.
Но прежде всего, как только они остались наедине, она спросила, как всё прошло – на что он смог только улыбаясь кивать. Света очень удивилась и даже к собственной неожиданности ощутила восторг. Прежде чем приступить к курению, он рассказал, во всех подробностях, как прошла встреча. Светочка осталась довольна и восхитилась его находчивостью.
Между первым и вторым напасом было решено не откладывать и ехать завтра на дачу.
— Послушайте, Света. Случай уникален ещё и тем, что когда я решил фильтровать пользовательниц на ластэфэме, то понимал, что аудитория разделится как на просто обывателей-меломанов, слушающих суицидальщину из любопытства, или, как вариант, с какой-то неважной фоновой депрой; так и на крохотную, добывающую из себя дофамины целевую аудиторию. И вот увидев в её профиле фото кровавой плоти, и общаясь с ней, я начал понимать, что было бы гораздо проще придушить какую-нибудь основательно заблудшую овечку, как я изначально и хотел, чем казнить такую личность, осознанную и совершенную в своём духовном упадке. Даже с какой-то эфемерной волей к лучшей, но недостижимой жизни! Нет, я её, конечно, освобожу, о да! Но это будет... Убийство единомышленника, единомечтателя, единокровоистекателя! Впрочем, если я пасую и не сделаю этого на днях, то она сама вершит через какое-то время. Выход полюбому один. Как по вашему, дорогая?
— Во-первых, она явилась. Во-вторых, сама привела себя в опасность, закрыла дверь! В третьих, мыслит в суицидальном ключе. По-моему, ей явно нечего терять, и ты имеешь все основания реализовать с ней своё желание. Ты хотел случай? Получи. Может и не настолько, ммм, милый твоему прогнившему, бесчеловечному, порочному разуму, но что уж поделать? Лучше самоосознанная эстетка в руках, чем заблудшая овечка незнамо где. Овца-то как раз могла бы тебя испугаться.
— Да, вы чертовски правы, Света! Я был слишком поражён всей ситуацией, чтоб так трезво и рационально рассудить, как вы сейчас, моя прелесть.