Погребенные тайны (в сокращении)
Шрифт:
— Тебе лучше не знать, Никеле. Это нехорошие люди.
— Назовите имена.
— Ты что-нибудь слышал о Йосте ван Зандте?
— Вы в своем уме? — Ван Зандт был голландским торговцем оружием, и его боевики поддерживали либерийского кровавого диктатора, Чарльза Тейлора.
— Я был в отчаянии. А как тебе Агим Граждани? Или Хуан Карлос Сантьяго Гусман?
Граждани был главой албанской мафии. В его послужной список входили контрабанда оружия, торговля людьми и контрафактом. Гусман, глава картеля «Коломбия норте дель
— А еще эти русские, черт бы их побрал, — добавил он. — Станислав Лужин, Роман Наврозов и Олег Успенский.
— Господи, Маршалл, о чем вы только думали?
— Думал, что поправлю свои дела с помощью этих денег и снова встану на ноги. Но их не хватило, чтобы удовлетворить все требования дополнительного обеспечения. Моя фирма в конце концов все-таки вылетела в трубу.
— И старые деньги, и новые.
Он кивнул.
— Гусман, ван Зандт, Граждани и русские, — подытожил я. — Вы потеряли все деньги. И кто же из них похитил вашу дочь?
— Понятия не имею.
— Мне понадобится полный список всех ваших инвесторов.
— Так ты не отказываешься? Спасибо, Ник.
— Еще мне нужен список всех ваших служащих, бывших и нынешних. Включая домашнюю обслугу, бывшую и нынешнюю. И их личные дела тоже.
В дверь постучали.
— Извините, что перебиваю, — сказала Дороти, — но видео снова в Сети.
Мы столпились вокруг монитора, а Дороти что-то набирала на клавиатуре.
— Только что запустилось, — сказала она.
Все то же фото Алексы-девочки. Поверх него зеленые буквы: «Смотреть онлайн» и «Войти в чат». Дороти навела мышку и щелкнула. Снова появилось лицо Алексы, как и в прошлый раз — очень крупным планом. По щекам у нее текли слезы.
— Папа? — произнесла она. Она смотрела немного в сторону, словно не знала, где камера. — Папочка, они меня не выпустят, если ты не отдашь им что-то, понимаешь?
Картинка слегка расплывалась и подрагивала. Качество не очень.
— Э-э-э… Во-первых, они сказали, что, если ты обратишься в полицию или еще куда-нибудь, они меня… — Она быстро заморгала, слезы так и катились по щекам. — Здесь только холод и страх, и нет сил ничего изменить, — вдруг произнесла она почти без выражения. — Я… все мечусь в непроглядной тьме, и… я не могу тут больше, папа.
Что-то тихо загудело, и картинка вдруг стала расплываться на отдельные пиксели — замерла, распалась на тысячи крохотных точек и рассыпалась. Через секунду окно стало черным.
Но потом видео снова появилось. Алекса проговорила:
— Им нужен «Меркурий», слышишь, папа? Ты должен отдать им «Меркурий», весь, целиком. Я… я не знаю, что это значит. Они говорят, ты знаешь. Пожалуйста, папа, я тут, наверное, долго не выдержу.
И окно снова стало черным. Мы подождали несколько секунд, но больше видео не появлялось.
— Это все? — спросил
— Наверняка эта запись не последняя, — сказал я.
— Инфракрасная камера, конечно, — сказала Дороти. Поэтому видео было монохромное, зеленоватое.
— Они держат ее в полной темноте, — сказал я.
Маркус закричал:
— Что они с ней делают? Где она?
— Они пока не хотят, чтобы мы знали, — ответил я. — Что там случилось с изображением в конце?
— Какие-то помехи при передаче, видимо, — сказала Дороти.
— Не уверен. Ты слышала этот звук? Как будто автомобиль или грузовик рядом проехал.
Дороти кивнула.
— Наверное, они где-то рядом с шоссе.
— Нет, — сказал я. — Это не может быть оживленная улица. До этого шума транспорта слышно не было. Значит, она где-то возле дороги, но машин на ней мало. — Я обернулся к Маркусу: — Что такое «Меркурий»?
Его глаза были полны слез.
— Понятия не имею.
— А это что значит — «нет сил ничего изменить», «мечусь в непроглядной тьме»?
— Кто знает, — ответил он. — Она же перепугана до смерти. Сама не знает, что говорит.
— Было похоже, как будто она что-то цитирует. Книгу? Может быть, что-нибудь, что вы ей читали, когда она была маленькой?
— Я… понимаешь… — Он запнулся. — Понимаешь, книжки ей мать читала. Или твоя мать. А я… я — никогда. Я вообще мало с ней времени проводил.
И он закрыл глаза рукой.
Когда мы ехали от Маркуса в беззвездную ночь, я рассказал Дороти, что Маркус потерял все.
Она отреагировала так же, как и я — у нее тоже челюсть отвисла от изумления.
— Хочешь сказать, что этот парень вот так просто потерял десять миллиардов долларов — как будто под диванную подушку завалились?
— В общем, да.
Она покачала головой. Не прекращая разговора, она одновременно что-то набирала на своем «блэкберри».
— У тебя есть какие-нибудь идеи насчет «Меркурия»?
— Даже Маршалл не знает, что это такое. Откуда же мне знать?
— Маршалл говорит, что не знает. Может быть, это один из его офшорных фондов или еще что-нибудь. Деньги, которые он где-то отложил на черный день.
— Нет. Если похитители знают, что потеряли свои вложения, они знают и то, что он банкрот. Значит, «Меркурий» — это точно не про деньги.
— У таких людей всегда есть нычки, где они откладывают деньги про запас. Как белки орехи на зиму.
— Но почему бы не сказать просто — переведи три миллиона долларов такому-то и такому-то на офшорный счет или мы убьем девчонку?
— Не знаю, — призналась она.
— Ну, так может, это что-то более ценное, чем деньги? Какой-нибудь алгоритм для финансовых операций, например. Какая-нибудь схема инвестиционных вложений, которую он изобрел.