Погребенные тайны (в сокращении)
Шрифт:
— И вы решили заполучить документы «Меркурия» как средство влияния? Чтобы заставить правительство США одобрить ваши сделки? В этих документах должно быть что-то такое, что многие влиятельные люди хотели бы сохранить в секрете.
Он улыбнулся.
— Послушаем, — сказал я.
И вот теперь я откинулся на спинку хрупкого старинного кресла.
— Сделать из «смазочного фонда» хеджевый и переводить секретные платежи некоторым из влиятельнейших лиц Америки тридцать лет подряд. Это гениально. — Я многозначительно посмотрел на стену его кабинета, увешанную фотографиями —
— Вы даже не догадываетесь, правда? — Он помолчал. — Вы, по молодости, наверное, уже не помните, что были времена, когда на государственную службу шли лучшие, умнейшие люди, чтобы служить правому делу.
— Настоящий Камелот?
— А теперь куда идут лучшие выпускники колледжей? В юридические школы да инвестиционные банки. Туда, где деньги. Генеральный директор «Меррилл Линч» положил в карман сто миллионов долларов за то, что довел эту компанию до краха. Человек, который чуть не разорил «Хоум депо», нажил двести миллионов и еще десять получил просто за то, что убрался оттуда. А государственный служащий, который в числе других управляет гигантским предприятием под названием США, не может себе позволить оплатить детям колледж?
— Замечательно, — сказал я. — Пожалуй, я еще ни разу не слышал такого замечательного оправдания взяточничеству.
— Взяточничеству? — повторил Шехтер, весь красный. — А почему бы не назвать это политикой сохранения кадров? Цель «Меркурия» — чтобы лучшим и умнейшим людям не приходилось расплачиваться за свой патриотизм. Да, Ник, мы перераспределяли средства, чтобы наши лучшие государственные служащие никогда не знали нужды в деньгах. Чтобы они вели достойную жизнь на службе стране. Это имеет самое прямое отношение к государственной безопасности, черт возьми. Это награда героям, государственным людям и патриотам — а не каким-нибудь банкирам и торгашам, готовым продать родину за две сотых доли процента по облигациям.
— Ну что ж, — мягко сказал я, — вы убедительно высказали свою точку зрения. И я уверен, у вас будет возможность высказать ее еще раз перед судом присяжных.
— Я буду отрицать все до последнего слова.
— Не стоит, — сказал я. Встал и открыл дверь в его кабинет. Там стояли Гордон Снайдер и Диана Мэдиган, а между ними — Маршалл Маркус. Сзади — шестеро ребят в форменных куртках ФБР. — Маршалл согласился сотрудничать.
Шехтер покачал головой:
— Сукин сын, — выдвинул ящик стола, и один из фэбээровцев крикнул:
— Не двигаться!
Но Шехтер достал из ящика не пистолет, а мятные конфетки. Бросил одну в рот. Проглотил.
— Джентльмены, — сказал он с блаженной улыбкой. — Входите, прошу вас.
Но не поднялся из-за стола, что было на него непохоже.
— Простите, Дэвид, — сказал Маркус.
Я обернулся и увидел, что Шехтер смотрит на меня неподвижным взглядом. На губах у него была пена. Я почувствовал запах миндаля.
Я закричал:
— Есть у кого-нибудь аптечка?
Два агента ФБР бросились к нему. Один пощупал пульс, на руке и на шее. Покачал
Дэвид Шехтер любил похвастаться, что у него все и всегда предусмотрено заранее. Пожалуй, он был прав.
В начале осени я повез Диану прокатиться. Она хотела посмотреть на осеннюю листву в Новой Англии. Конкретного маршрута не назвала. Я предложил Нью-Хэмпшир — там листья желтеют раньше.
Никто из нас не вспоминал вслух о том, как мы в последний раз ездили в Нью-Хэмпшир вместе.
Когда мы были уже в пути, я сказал:
— У меня кое-что для тебя есть. Загляни в бардачок.
Она в недоумении посмотрела на меня, открыла бардачок и вытащила маленькую коробочку, кое-как завернутую в подарочную бумагу.
— Ты просто Марта Стюарт, — пошутила она.
— В этом я не силен, — сказал я. — Очевидно.
Диана сорвала упаковку и ахнула.
— Не может быть, — проговорила она, разглядывая черный восьмиугольный флакончик духов. — Где ты умудрился раздобыть «Nombre Noir»? Да еще целую унцию? Запечатанный флакон?
— Я тебе еще несколько лет назад хотел подарить, — сказал я.
Она поцеловала меня.
— Я уж думала, у меня никогда больше таких не будет. В последний раз, когда я смотрела на eBay, флакончик в пол-унции стоил больше семисот долларов. Где ты их раздобыл?
— Помнишь моего друга из Джорджии, который торгует оружием? Один из его клиентов — шейх из Абу-Даби, а у него есть запас на складе с кондиционером. Но пока он мне их передал, ты уже уехала.
Диана как-то сказала мне, что «Nombre Noir» — одни из лучших духов, какие когда-либо существовали. Но найти их совершенно невозможно. Евросоюз запретил их из-за одного ингредиента, который вызывал у небольшого процента людей повышенную чувствительность к солнцу. Компания отозвала продажи и уничтожила все, что могла уничтожить, до последнего флакона.
Как только Диана сказала, что эти духи невозможно найти, я, разумеется, принялся их разыскивать, чтобы сделать ей подарок.
— Значит, так мне и надо — за то, что уехала, не сказав тебе.
— Да, вот так.
— А кстати, раз уж об этом зашла речь. Мне предлагают работу старшего спецагента в Майами.
— Ого, это серьезно, — сказал я самым приподнятым тоном, какой только мог изобразить. — Поздравляю. Майами — это, наверное, здорово.
— Спасибо.
— От такой работы трудно отказаться.
Неловкое молчание длилось, кажется, целую вечность.
— А что насчет работы у Гордона Снайдера?
Начальство Снайдера осталось не особенно довольно тем, что он без разрешения вставил следящее устройство в мой «блэкберри», а потом утверждал, что кто-то передал ему «конфиденциальную информацию» о местонахождении Маурисио Перрейры — в то самое время, когда я появился в его квартире в Медфорде. Его понизили в должности и перевели на другую работу.
— Да нет, им там нужен специалист по борьбе с организованной преступностью. А можно у тебя спросить кое-что насчет Романа Наврозова?