Погружение
Шрифт:
— А куда ему деваться?
— Так я и сама не знаю, куда идем. Дело сделано. Ты мне помогла. Думала, домой возвращаться пора. Только боязно. Так просто не выпустят.
— То то и оно. Деда спроси.
Егор Тимофеевич появился вечером. Посвежел и снова молодо выглядит. Рик с ним уходил. Судя по корзине маслят, они на природе были.
— Дед, какие планы?
— Эх, егоза. Что тебе тут не живется? Я бы тебя оставил на месяц. А там домой сама добралась бы. А?
— Ну уж нет. Мне тут хорошо. Адарка теперь моя подруга. Ганна, как родная. Но чувствую, что мне с тобой надо. Ты же не просто так идешь?
— Я то да. Но тебе туда
— Рик, а ты что скажешь? Возьмешь меня с собой, — я хочу потрепать его по голове.
Но пес внезапно встает на задние лапы, а передние кладет мне на плечи. Он выше меня на голову и тяжелый. Его теплый язык крест накрест лижет мне лицо.
— Да что же это, Рик! — смеюсь я.
— Ишь, возьмет, — хмыкает Егор Тимофеевич, — так-то я его еще провожаю.
— Вот теперь точно с вами пойду, — топаю ногой, — обещал в гости везде брать, так бери.
— Придется брать, — дед смотрит на собакена. Тот потягивается, выгибает спину и тыкает меня в живот лбом.
Глава 17
Я вижу их — частички тех знаков, которые зашифрованы в генах. Они складываются в образы. Кто во мне? Меря — древнее финское племя на территории Ярославской области. По женской линии передается ведовство. Но тогда такие знания считались нормальными и даже необходимыми. Мужских образов нет. Оно и понятно. Генотип у меня женский. Славянское племя кривичей с запада. И у них линия от викингов. Поэтому волосы каштановые. И фигура оттуда же. Кавказские племена — из глубокой древности, но проявляются явно. Мама черноволосая и глаза у нее и у меня, как у серны.
Сегодня на завтрак зашел Егор Тимофеевич. Едим гречневую кашу с зеленым луком и подсолнечным маслом. Я к ней не привычная. У нас никогда ее не продавали. Только диабетикам выдавали. Считалась диетической. Странно, потому что в книгах пишут, что гречка у нас — основная культура. А здесь едят спокойно, без восхищения дефицитом. Говорят, даже солдат иногда кормят.
— Дед, а откуда у нас финны?
— Лучше спроси, откуда у финнов русские — смеется он, — правильно говорят, чтобы стереть память, надо пятьдесят лет. Одно поколение.
— А что не так? Сейчас все пишут. «Золотое кольцо. Древняя ярославская земля». Гоголь, опять же, упоминает расторопного ярославского мужика, который сани к тройке срубил.
— Так Гоголь про национальность ничего не говорит. Еще в прошлом веке половина области по фински разговаривала. Были деревни, в которых по русски не понимали.
— Это я читала. Но все равно, как так может быть? Раз, и никто ничего больше не помнит. Как и не было.
— Значит, путь такой у того народа был, — деду некогда, он собирается куда-то в болото вместе с Риком, них своя практика.
Сегодня стирка. Нужно воды наносить с ручья. Ведра самые обычные, только ручки обмотаны берестой, чтоб удобней было. Дарья с утра настрогала хозяйственного мыла в большую кадку и замочила весь ворох. Сейчас палкой ворочаем по очереди. Потом застирываем руками. И полощем. Вот тут и надо много воды. В корыте каждую бельину вверх-вниз. Первая вода, вторая вода, начисто. Развесили все на веревки. На жаре быстро сохнет. Еще и огород. Свекла, морковь, капуста, лук с чесноком, репа и редька, брюква, огурцы с помидорами. И куча всяких трав, пряных и лечебных. Но к травам нас Ганна не пускает, а вот остальное надо полоть и поливать.
Ганна
И движения Адарка лучше чувствует. Вроде я занимаюсь, сколько себя помню. Но ей дано внутреннее понимание силы жестов и сплетений. Я, конечно, знаю, что такое мудры. Из йоги. Но вдохнуть заклинание или формулу в сложение рук и движение пока не могу. Зато у меня получается энергией рисовать в воздухе, правда, начертания знаков долго не живут.
Сегодня задачка — вызвать дождь. Над головой редкие белые облачка и пронзительное синее небо. Мы уходим в сосны. Далеко не разгуляешься. Есть на острове еще жители и домики, но к ним не пройти. Я пыталась гулять по тропинкам. Отошла от нашего огорода и уперлась в плотный воздух, как в прозрачную резину. Дальше не пускает. Причем, я чувствую, что при желании могу пройти, но это уже будет борьба, атака с моей стороны, и я буду — нежелательный гость. Нарываться не стала, вернулась. Да и не хочется. Здесь ощущение безопасностии покоя. За засекой революции, войны, колхозы и чекисты, бандиты и коммунисты, а тут внемирье.
Нам доступны четыре домика с баней, кусочек леса и огороды. Главное, есть мы, которым с друг дружкой так душевно и интересно, что не замечаем жару, деревенскую работу и очень простую еду. И счастливы, что так и есть. Дарья говорит, что Ганна иногда ходит к другим. Там бывает зарево по ночам и сильный ветер. Но у нас и своих дел хватает, чтоб еще в чужие нос совать.
Мне потребовалась полянка. Я выбрала место среди сосен и начертила круг. На четыре стороны нарисовала знаки — пиктограммы. И жду. Ничего не произошло.
Дарья чуть поодаль покрутилась волчком и подняла руки кверху, шепча призыв. Через десять минут нас смочила маленькая серая тучка. Стоит, смотрит на меня и мнется. Подсказать? Но мне нужно отработать свое. «Марыся, пойдем чаю пить» — приглашает она. «Идем».
Чай с мятой. В чашках зеленые листья. Мы заливаем их янтарным чаем их тысячелистника и ждем, когда настоится. Вприкуску жуем сушеную землянику, еще прошлогоднюю. В этом году мало ее, зато черники и голубики много. Дарья пытается поговорить на отвлеченные темы. Что скоро сабельник можно собирать, а там и корни багульника сушить будем. Их в смесь специальную добавляют и дымом дышат или курят. Ждет, что я сейчас расспрашивать начну, зачем? Но я молчу и думаю.