Погружение
Шрифт:
– Было дело, - оправдывается душа и, вспоминая что-то, про себя говорит, - если бы жизнь ту младенческую не погубили, то возможно и не было бы нелюбви или корысти той большой ко всему. Было время, когда и я, как и все другие, хотел своей семьей обзавестись и по роду продолжить, но не дали мне того и в поход за богатствами теми вытолкали. Жизнь ту самую малую на корню загубив и предав мечу жизнь другую уже взрослую. Так вот и ожесточился я сам и уже дальше нелюдем стал, попирая все людское, что в этом, что в том миру сотворенное.
– Ясно теперь все, - говорим мы и тут же рот рукой прикрываем, забывая о нелюбви той общей.
– Не бойтесь
– Как же собрать ее обратно? – спрашиваем мы, в надежде, что Богу нашему все то под силу.
– Да, не собрать уже, - просто он отвечает и поясняет несколько сказанное. – Сила та, на кусочки мелкие разбившись, прочно в душах иных осела, и чтобы ее оттуда изъять, нужно нечто большее, чем просто окрещение какое или что-то подобное в этом роде. В целом, нужен ум другой, - так Бог все то заключает, тем самым давая понять, что последующее за сиим злом прочно уложится и уже не даст тому прежнему когда взойти.
– Но время не дает возможности такому состояться, - продолжает Бог пояснять снова, - потому и ратую я все время за любовь всеобщую людскую и хочу ненависть ту вашу общую со всех душ искоренить. Только вот мало в том вы сами мне помогаете, - сокрушается Бог и головой со стороны в сторону качает, - нужно усилия прилагать большие и от всеобщей нелюбви той бесчеловечной уходить подале.
– Как же сделать все то? – спрашиваем мы, но ответа не слышим, так как душа та, словно от чего-то встрепенувшись, снова заговорила, произнося следующее.
– Помогу в этом, - внезапно выпалила она, напрягшись во всем своем виде как струна, и еще больше в небо уходя, - сам буду устранять то, что и распространил ранее. Людей тех буду находить и тем же казнить, чем больны сами. Болезнь того распространять буду, страхами всего прозывающуюся и в душу любому прокрадывающуюся, кто хоть немного, но крови той людской испил.
– Когда ж наступит то?
– спрашивает уже сам Бог, внимательно душу ту созерцая и управляя пультом тем самым.
– Да уже скоро. Вот только весна наступит, так болезнь та по миру и пойдет, словно мор какой, людей поочередно из стаи той общей волчьей изымая. Так всех прозываю, кто по душе своей такой же и в ком та самая моя прежняя частица души состоит.
– Сам же, как думаешь очищаться? – строго Бог спрашивает и прямо в глаза душе той смотрит.
– Потом все грехи смою, - так просто душа говорит и вновь замолкает на время.
– Ладно, дам ей возможность сотворить такое. Пусть, по Земле погуляет и соберет все то, что было во времени ею же роздано
– А возможно ли то? – спрашиваем мы, с интересом на Бога посматривая, что вновь засел за свои приборы.
– Да, вполне. Вот только боюсь я, что слишком многие могут пострадать от того, в том числе и дети малые. В их душах крохотных так же величина та содержится, и силы самой пока маловато для борьбы с тем же.
– И что же тогда? – переживаем мы уже сами за своих детей, где в дому каком оставленных на попечение самих себя.
– Ничего. Сами управятся, и вы все в том поможете своею добротою искреннею и пояснением разным. Для совсем слабых подготовлю людей специально. Они-то и станут всем тем дополнительно заниматься.
– А не опасно ли то все в общем и не может ли эпидемией какой выразиться? – уточняем на всякий случай мы.
– Нет, того не состоится, а вот страхи общие по
– А что, больше душе той на Земле выразиться не удалось? – спрашиваем мы, в надежде, что еще что-нибудь интересное от нее услышим.
– Почему же, удавалось иногда, когда сила немного спадала и давала возможность всеобщего расселения. Но по большей части в людях простых отлагалась и для истории самой мало заметной оказалась. Так бывает, когда контур души той превосходит все остальные и им управлять практически только уже искусственно можно. То погибель по сути дела души изначальной, созданной природно и оттого она так по самой жизни мается
– Что ж, выслушали эту, послушаем и других, - так заключил через время Бог и приступил к исполнению им сказанного.
Опять послышались как бы со стороны какие-то стоны и к нам, как и всегда, начало приближаться что-то, издали совсем непонятное и какое-то в целом бесформенное.
– То душа аглоеда жизненного, - так Бог объясняет, потихоньку душу ту приближая, предоставляя возможность нам самим хорошенько разглядеть ее, как говорится, со всех сторон.
– То так вы сами выглядите в общем своем числе, - через время добавляет он, когда душа та совсем близко подошла и на нас как будто нашими же глазами впялилась.
Но мы слову Бога не обижаемся пока, зная, что просто так он сам того не скажет. А значит, причина есть. Потому, терпения наберемся и выслушаем душу ту прибывшую, которая молчит пока и всем видом показывает, что говорить не хочет.
Но Бог быстро дело то поправляет и в один миг она всю спесь свою сбрасывает, принимая вид абсолютно другой и уже более на человеческий похожий.
– То я очистил ее немного, - Бог пояснил событие такое и принялся ожидать разговора или своеобразного покаяния души той пришедшей.
– Можно скажу что-нибудь? – как-то жалобно она спрашивает, Богу нашему в глаза заглядывая и потихоньку ближе пододвигаясь.
Но Бог удерживает ее на каком-то определенном расстоянии и уже более сурово приказывает.
– Расскажи о себе все, что знаешь. А что думаешь – оставь при себе.
– Так и быть тому – так же горестно душа вздыхает и начинает рассказ свой о жизнях, в коих пришлось ей во временах каких пребывать. – Родился я когда-то Плутархом. Более раннего уже не помню, да и не нужно оно, если следа душевного своего не оставило. Так вот. Помню детство свое, пройденное во многом ногами своими, и вспоминаю день тот, когда уже юношей я стал и мог с другими состязаться в соревнованиях небольших. То был период отрочества моего и во многом он стал тем, что можно назвать формирующим характер земной. Помню, старались мы все во многом и старались изо всех сил друг друга в чем-то обогнать. На поприще том мы все и взросли, так в душу и заложив непомерную тяготу большую в деле достижения первенства какого, в том числе и верховодного, то есть, по сути, властью какой обличенного. Совсем скоро благодаря тем самым качествам своим, на общем поле извечных соревнований достигнутых, стал я сам властным, так как стал избираться в местный совет и уже затем далее продвинулся можно сказать к самому одиночному правлению.