Погружение
Шрифт:
– Фёдорович, за руль сядь, я наблюдаю!
Через пятнадцать метров скоростного броска атакующий лодку синяк перешёл на саженки, подминая под себя енисейскую воду с такой силой, что чуть ли не по пояс высовывался!
– Твою мать-перемать! – Старик за рулём матерился настолько изощрённо и необычно, что я позже тысячу раз пожалел, от шока не запомнив этих сладостных рулад, вот была бы школа!
Синяк не просто пёр по воде со скоростью стартующего триатлонца, при этом он ещё и хрипло рычал. Человеческое лицо сразу же превратилось
– Да пристрели же ты его! – рявкнул дед.
– Разворачивайся, давай, Геннадий Фёдорович, только медленно, – распорядился я, придвигаясь поближе к мотору.
Способность ориентироваться, оценка дистанции и собственных сил? Он вообще понимает, что очень быстро отдаляется от берега, а моторку догнать физически невозможно? Быстро гребёт, после разворота от клыков этого гоблина меня отделяли три метра. И воет ведь, сучок, как он только успевает дышать? Мои пальцы до боли вцепились в дюралевую закраину транца, тело инстинктивно переместилось, укрывшись за подрагивающий «Эндуро», – так, спрятавшись за угол комнаты, маленькие дети смотрят в фильмах пугающие их эпизоды.
– Лёша, не валяй дурака, стреляй!
– Спокойно, Геннадий Фёдорович, спокойно, – почти прошептал я, поднимая руку, и чуть не закашлялся от волнения. – Мне его таланты оценить надо… Пригодится в будущем, так что давай потерпим.
Это не обычный противник, пусть трижды умелый и хитрый. При встрече с таким опытный человек в любом случае понимает, чего можно ожидать. Синяк же реально удивлял, и очень неприятно – невозможно ожидать такой прыти от обычного человеческого тела! Какой триатлон, о чём я говорю? Немыслимое дело: намокшая одежда давно должна была утянуть его на дно, а холодная вода – лишить остатка сил.
А он всё прёт!
– К бережку давай, подворачивай постепенно, Фёдорович… И чуть газку добавь, а то он нас сейчас за винт хватать начнёт.
– Жестокий ты человек, Алексей, – решил дед.
– Есть такое дело, порой приходится быть жестоким, – охотно согласился я и обратился уже к догоняющему, стараясь кричать погромче: – Ты слышишь меня, чёрт водяной?! Понимаешь, что я тебе говорю?!
Безумно горящие среди хрустальных брызг глаза пловца не выражали абсолютно ничего, кроме ярости и иррационально лютой ненависти.
– Понял тебя, – сказал дед тихо, через паузу ещё раз смачно выматерился и на время отключился от советов.
Нет, ты не зомби, чувак, на тебе работают все земные законы… Да, признаю, ты, в отличие от нормального человека, можешь выплёвывать в единицу времени просто колоссальное количество энергии, но и она не бесконечна, а новой взяться неоткуда – синяк начал тонуть.
– Жаль, фотоаппарата нет, – проронил я.
Надо будет потом с Катериной посоветоваться, подумать на досуге. Чёрт, насколько же они с такой динамикой опасны при неожиданной встрече на суше!
– Та синячка быстро бежала?
– Что твоя молния! – подтвердил
– Знаешь, Геннадий Фёдорович, а пулемёт нам таки пригодится…
– Сам вижу, – скрипнул дед. – Как он там?
– Тонет.
Енисейская вода уже покрыла несчастного с головой, но я видел, как горят глаза перерождённого после вируса Робба, они ни о чём не жалели. Вру. Жалели, что синяк не успел дотянуться до моего горла.
– Всё, к берегу, надо гуся подобрать, – решил я.
– И подождать, вдруг он вылезет, как дядька Черномор?
– Типун тебе, Геннадий Фёдорович…
– Ну, мы ж теперь исследователи.
Моторка с поднятым сапогом двигателя с сухим скрежетом уткнулась в грунт, старик уже успел сходить за брошенным гусём, а я всё сидел у транца и смотрел на Енисей. Пистолет, между прочим, не прятал.
Во меня торкнуло страхом, если трубку раскурить забыл! Я сел поудобней, торопливо вытащил припас и закурил второй раз за день – жестяная коробка, вытащенная из кармана плаща, была почти полна. Руки тряслись.
– Откуда он взялся? Так и в штаны навалить можно.
– Вестимо, откуда, из тайги вылез, Лёша… Оттуда порой такие сущности выходят, что людей холодным потом прошибает.
– И ведь где-то птичник целый нашёл, надо же! Нюх, видать, у них отменный. Гусь – это хорошо, ценный факт, сами найдём! Соскучился я по гусятине домашней! Значит, вблизи котельной находится птичник, иначе синяк пошёл бы по посёлку.
– Не приведи господь.
– Что ты…
– Я ведь узнал его, да… Это ведь Глебушка Монин был, собственной персоной, – ответил старик и быстро перекрестился…
Мне тут же вспомнился длинный деревянный дом с открытой верандой под навесом из шифера и вывеской на фронтоне: «Артель Монина».
– Опасный человек был. Зато теперь и его контору вскрыть можно.
– Что же ты раньше мне не сказал, Геннадий Фёдорович! – расстроился я. – Думал, она нефункционирующая, пустая.
– Говорю же тебе, опасный он человек!
– Я и сам опасный всем на зависть, – тихо проговорил я и начал выбивать трубку.
– Банду брать будем, – сообщил я после того, как мы с дедом переоделись в сухое и наскоро попили чайку.
К гнезду местного криминалитета выдвинулся мощный ударный кулак, все три мужчины нашего крошечного сообщества. Двое – с оружием наперевес, Игорь Потупчик с гордостью сжимал в руках гладкий полуавтомат. Дедов ствол оставили женщинам.
– Перед самой катастрофой у него всякая муть обреталась. По-моему, человек семь, не меньше. Целых две комнаты в здании артели занимали, то ли какие-то румыны, то ли цыгане, скорее, всё-таки румыны. А может, и молдаване, например, – как неопытному отличить? Ничего особого про них не помню, на улице всех в сборе вообще их ни разу не видел, – рассказывал Петляков, когда мы уже подходили к зданию артели.