Погружение
Шрифт:
– Надевай на ремень, – сказал я. Интересоваться, умеет ли она стрелять из пистолета, я не стал – опять услышу про военнообязанную.
– Тогда держи спину, сержант.
Я кхекнул и, сплюнув на землю, шагнул к тротуару.
…Опять остановка.
– Здесь?
– Не понимаю. Лёша, что-то я ничего не узнаю!
– Не узнаёшь… Ты же говорила, что была у него в гостях!
– Да, была! – огрызнулась она. – Но мы заезжали не с Ленина, а с проспекта Мира.
– Че-его?! Так какого же лешего мы ползём по этой улице, я тебя спрашиваю?
– Не ори на меня! Как ты говорил, так я и ехала.
– Налево сворачивай! И тормози, остыть надо. – Дождавшись
– Глушить?
Я кивнул так, что позвонки хрустнули.
Разгильдяйство! Ну, бабы… А ведь она из лучших, честно говорю. Я просто не знаю другой женщины, с которой согласился бы пойти в такую разведку. Пусть слушает, как мои зубы скрипят… Счёт закончился, и я начал заново, теперь до двадцати. Сердце успокаивалось, уже можно дышать носом. Да ты сам виноват, Исаев. Не советовался, не уточнял, вообще почти ни о чём не спрашивал! И нечего кивать на женскую логику, командир обязан предусмотреть всё.
Ладно, расслабимся. Улица Вейнбаума, 32, старый дом, табличка какая-то памятная. Напрягая зрение, я прочитал:
– Дом мещанина Д. Ш. Гляншпигеля, вот так вот! От же, зараза, какая фамилия была у человека! Получил такую с детства и тем уже запомнился миру.
Район действительно исторический, территориальный памятник бы здесь сделать, пешеходную зону. И чтобы не было во-он того магазина джинсов и лавки молодёжной одежды известной марки. Ничего, отныне тут и будет пешеходная зона, ага. Для синяков и собак.
– Собаки обязательно появятся, раз трупы есть, – пророчески прокомментировала Глебова.
Я что, опять что-то вслух вывалил?
Под капотом тихо щёлкало, где-то прокричала ворона, и больше никаких звуков вокруг.
– Как ты думаешь, Лёша, они местные? Я имею в виду, живут здесь или приехали на грабёж?
– Вряд ли это жители. – Я нехотя поддержал разговор, постепенно раскручиваясь. – Тут некоторое преимущество будет у того, кто живёт тихо и возле своего гнезда разборки не учиняет. Скорее всего, это такие же рейдовые группы, как наша. Городская техногенная цивилизация давно уже начала разваливаться, за исключением редких очагов упрямцев. Без госмашины и работающей экономики существование городов в нынешнем виде невозможно… Допустим, с продовольствием и тряпками у выживших больших проблем пока нет, но электростанции, линии передачи, тепло-, водо-, газоснабжение и очистные сооружения передали напоследок привет и крякнули – некому работать! И даже если найдутся специалисты, то без ясной конечной цели, грамотной организации и распределения труда они не впрягутся, им семьи кормить надо, а не чинить чужие сети… Как мы и предполагали, оставшийся народ передислоцировался в дачные посёлки или в сельскую местность подальше. А там гигантских складов и гипермаркетов нет. Значит, запасы продовольствия, лекарств и топлива становятся стратегическим ресурсом. Вполне разумно – жить в нескольких десятках километров от мегаполиса, навещая его набегами. Так что это падальщики.
– Тогда выходит, что и мы падальщики? – спросила она с вызовом.
– Выходит, что так, – честно ответил я. – Но пытаемся поменять амплуа.
Не буду ей говорить, что ещё и территория удачно осевшего кластера, сумевшего в тяжелейших условиях сохранить какие-то остатки цивилизации, становится объектом вожделения. Ведь в таком кластере уже начали работать какие-то адаптированные технологии, появилась техника, практики, опыт, специалисты новой формации, наконец… Там даже идеи есть, причём ценные, налажены первые, самые трудные связи. Схряпать такой анклав – милое дело, считай, что на готовенькое пришёл. Да не в магазин, а в работающую структуру, на производство, где сплошной свежак.
Захват или удержание подобного мегаресурса означает выживание счастливчика и погибель неудачника. На первом, скоротечном этапе именно способность сохранить или отнять необходимый кусок и будет определять, кто перейдёт на другой уровень.
– Можно не переживать, дальше будет ещё трудней, – произнёс я вслух. – Потому-то я и поднял эту тему, Катя! Нет ни малейшего желания превращаться в падальщика профессионального, тем более что такие скоро вымрут.
– Скоро ли? – вздохнула она.
– Пока все тянут хабар по бункерам, что и видим. Потом сами же перегрызутся, а наиболее бодрых отстреляют в набегах. Синяки и собачки отполируют сюжет.
Мы немного помолчали. Остановка, за время которой я собирался привести нервы в порядок, собраться с мыслями и заново оценить планы, только ещё сильней испортила настроение, которого и так не было.
– Общины уже появились. – Я попытался поднять боевой дух группы. – «Горные дачники» на той стороне реки, «кировские», если допустить, что их там не всех вырезали, «емельяновские» – вот уж где настоящая «пятая колонна», отпинать бы каждого…
– Не нужно никого пинать, – усталым голосом перебила меня Глебова. – Кто нам дал право судить? Люди растеряны, напуганы сверх всякой меры, а тут им предлагается выход. Ты только представь: самолёт стоит! Цивилизация где-то рядом!
На такие послабления я был не готов, но, не желая ссориться, перевёл стрелки:
– Пиндосы молодцы, конечно! Врут про цивилизацию и воруют самый ценный ресурс – выживших! Одним бортом можно перевезти человек триста, ничего себе цифра! Считай, что пятнадцатитысячный посёлок достался чужой стране. Десять рейсов – город перетащили! Нет, с этим надо разбираться…
– Давай лучше с собой разберёмся! – Она повысила голос. – Кстати, ты перечислил не всех. Есть, минимум, ещё одна сила. Та самая, что перечеркнула объявление красным и объявила о провале инициативы «кировских», вряд ли это «емельяновские», им конфликты не нужны. Может, одна из сторон в той драке к ним и относится?
– Вполне. Речку Качу видела? Чем выше по течению, тем чище будет вода. И «уазик» в ту сторону поехал. Догадайся, как бы я работал, встань на этой реке?
– Зная тебя, угадать нетрудно: лодка и машина в городе.
– Именно! Приплыли на моторке, а здесь небольшая база.
Поднявшийся ветерок пролетел по проспектам и, продавив переулки, поднял с асфальта вихри, состоящие из пыли, листьев и бумаги. Только сейчас я заметил, как грязно стало в столичном городе. До этого момента всё моё внимание было занято тем, что над поверхностью: домами и машинами, – и ожиданием опасной встречи с живыми существами. Стоило череде бесконечно сменяющих друг друга событий остановиться, как в глаза полезли детали. Старый город, старые дома, старый мусор…
И старые люди.
– Старики! – понял я.
– Ты о чём, Лёша? – почему-то шёпотом спросила напарница.
– Они остались тут, понимаешь? Наверняка кто-то решил не суетиться, предпочитая доживать свои дни в родном месте.
– Господи, ужас какой! С чего ты вдруг… Так неожиданно.
– Потому что теперь я чувствую на себе взгляд. Не крути головой, никто не покажется после такой пальбы, они никому не верят, – грустно усмехнулся я. – Только представь: для них любой выход из дома может быть последним! И с этим ничего нельзя поделать, они могут поверить только государству, а его нет.