Погружение
Шрифт:
– Вроде притихло, – отметила Глебова, как и я, стоя у стены возле угла здания.
– Пулевые стоят?
– Картечь.
– Загоняй пулевые, Кать, пока тихо. Из твоей пушки ими можно на сотню бить, – вспомнил я слова деда.
Что мы тут забыли, блямба…
Ничего, для начала считаем, что спрятались вовремя и умело. Регулярно включая рацию, Глебова безрезультатно пыталась поймать чужие переговоры. Как же не хватает сканера! Я уже собрался выглядывать на улицу, но тут раздался звук заведенного двигателя, и мы отпрянули. Знаете, в такой обстановке даже один движущийся по улице автомобиль вызывает невольную оторопь, ведь после спокойной езды посреди глобального опустошения ты быстро привыкаешь к мысли, что никого поблизости нет, а путь открыт. И вдруг из-за поворота выплывает такой сюрприз…
Звук приближался, и через несколько секунд по Ленина мимо нашего двора медленно проехал тот самый «Патриот». Я вжался в кирпич, одновременно прижимая рукой и напарницу.
– Победители. Эмблему круглую успел рассмотреть на двери? И я не успела, – шепнула Глебова, медленно опуская ствол. – По-моему, опасность миновала, и теперь ты смело можешь оторвать ладонь от моей груди.
– Не факт, подруга, – как ни в чём не бывало возразил я, глядя на провинившуюся длань, как на неуправляемую. – Могли устать в атаке. Не, ну это же просто песня, как нас тут встречают!
Ах, старый добрый Красноярск, весь в маленьких крышах домов вековой постройки, в зелени редких рощ на незастроенных участках драгоценной земли! Добро, бляха, пожаловать.
– Да ты романтик и поэт, должна отметить! – Девушка посмотрела на меня с приятным сердцу удивлением.
– Ха! Я ещё и на гармони могу после третьей, – похвастался я не без оснований. – У отца был перламутровый «Вельтмастер».
– Ой ли? Сыграешь, когда приедем в Подтёсово?
– На прослабон? Без вопросов, хоть мазурку.
Чуть обидно: девчонка держится спокойней, чем я. На войне было даже полегче: приказ о твоей личной тактической смелости отдают заботливые и умелые, отрезать бы некоторым головы, командиры и начальники, попробуй не исполнить! Здесь же надо все решения принимать самостоятельно, борясь с инстинктами выживания и законным стремлением каждого человека поселиться именно в крайней хате.
Подождав ещё с десяток минут и решив, что любая последующая динамика должна, так или иначе, проявиться акустически, я решил двигаться дальше.
Выглянул на улицу – никого. Оценил и махнул рукой разведчику-акушеру. Кивнув, Глебова молча воткнула передачу, тронулась и только потом, глянув в сторону, что-то прошептала. Проследив направление её взгляда, я увидел какой-то собор или монастырь. Верное решение, в рейде любая помощь пригодится. Перекрестился сам и запрыгнул в заботливо приоткрытую напарницей дверь.
На Ленина бесхозных авто было навалом, однако все стояли у обочин. Часть мятые – сталкивали их бесцеремонно. Место стычки долго искать не пришлось. Красавец «Эволюшн» с ноздрёй воздухозаборника на капоте стоял, уткнувшись носом в поливальную машину.
– Здесь! Держи спину! – скомандовал я, и Екатерина грамотно остановилась, прикрывая грузовик металлом дорожной техники.
Водитель с окровавленной головой лежал на руле. Левая рука свесилась, правая была под головой, так и держала баранку на два часа. Я осторожно подошёл и открыл дверь. Хорошо ему вставили, прямо в лоб. Что делать, надо прохлопать парня…
Оружия ни на теле, ни в салоне не было.
– «Калашмат», он всегда ожидания оправдывает и кругом себя показывает. – С нескрываемой завистью пробормотав это, я обошёл машину с кормы и увидел второй труп, лежащий на боку за широкой бетонной надолбой перед входом в какую-то контору.
Этот умер не сразу, боец отстреливался долго, судя по количеству пузатых красных гильз. И продержался он не благодаря меткой стрельбе; время жизни ему подарили более практичные действия третьего бойца группы, в лежачую позиционку не встрявшего, а сразу начавшего маневрировать.
– Кого-нибудь из преследующих они точно хлопнули…
– Думаешь? – спросила Катя, встав на улице в пяти метрах от меня.
– Чисто по статистике должно быть. Осмотри этого и машину ещё раз, я к третьему.
Третий тоже был мёртв. Да, пацан. Перебегал ты, вижу, вертелся… Что ж не отвертелся-то? Ему достались целых три ранения.
Суки, все стволы подобрали! Я подошёл к напарнице.
– Мерзость и оскотинивание, – брезгливо заявила Глебова, вытащив голову из салона «японки». – Расстреляли людей, не задумавшись.
– Я бы не стал торопиться с обвинениями, Кать. Кто отныне с ходу видит правого и виноватого? Представляю, сколько бы толстых диванных морд возмутились, увидев, как мы расправились с лихими корсарами! И учти, после таких потрясений люди меняются.
– Не меняются, Лёша, это невозможно, – медленно и как бы про себя произнесла она. – Пружинки разжимаются, стянутые запретами.
Тут я не мог не согласиться.
– Точно! Если государство целое столетие не даёт людям самостоятельно защищать свою жизнь и здоровье, то пружинки, как ты говоришь, сжимаются очень качественно. Даже удивительно, что металл не устаёт… Заканчиваем, не обломилось. – Я подвёл черту и вдруг увидел в её глазах хитринку.
– Чего?
– Плоховато осматриваете место происшествия, товарищ старший сержант. – И она протянула коричневую «пээмовскую» кобуру.
Знаете, как захотелось хлопнуть себя по лбу? Сильно, так и хлопнул.
– Так где всё-таки?
– Под правым бедром. Тебе же лень было труп ворочать, чистюля!
– Ну, извини, извини.
– Ничего, прощаю, все мужики боятся трупов. Только хвастаетесь, сколько вы их на войне пересмотрели-перетаскали… А медсёстры терапевтических отделений и хирургии, например, никогда не хвастаются.
Теперь уж я обшарил в машине всё! Дополнительный лут не выпал. Два штатных для патруля магазина, зато полные.