Похищение Черного Квадрата
Шрифт:
— Обидится? — спросил Алешка.
— Не думаю. Я бы не обиделся. Следующий портрет он рассматривал еще
дольше. На рисунке был изображен очень похожий на себя директор школы Семен Михайлович, только почему-то с роскошными усами, на коне и с саблей.
Тут есть вопрос, — задумчиво произнес Бонифаций.
Тут много вопросов, — прогремел за его спиной голос директора. — Зачем усы, почему на коне, против кого сабля?
Я так вижу, — холодно объяснил Алешка.
А чего там видеть? И так все понятно. Директора звали Семен Михайлович (как героя Гражданской войны Буденного), и он часто садился
Вот что, Игорь Зиновьевич, — сказал директор. — Вы этот портрет на доску-то не вывешивайте. Нескромно как-то. Давайте-ка повесим его в моем кабинете. Он будет напоминать педсоставу о трудовой дисциплине. Согласны?
Отчасти, — уклонился Бонифаций. — Мы повесим его в кабинете после праздника. А сейчас доска без руководителя, знаете, это как-то… Неадекватно.
Директор махнул рукой, как шашкой, и скрылся в кабинете. Где еще не висел для дисциплины его боевой портрет.
И тут с замиранием сердца я увидел, что Бонифаций взял в руки портрет Татьяны Львовны. Я уже созерцал его в ящике Алешкиного стола. И он произвел на меня жуткое впечатление своей беспощадностью.
Алешка нарисовал очень здорово — типичная красавица Мальвина. И чудные локоны, и алые губы, и румяные щеки. Только вот вместо живых человеческих глаз Алешка… пришил мамины белые пуговицы. Это было страшно по своей выразительности. У педагога, который живет и работает с детьми, вместо глаз, которые должны все видеть, понимать и светиться любовью к детям, — тупые белые пуговицы. Сквозь которые ни в сердце, ни в голову ничего не пройдет. Никакие чувства и мысли.
— Символично, — как-то туго, с напрягом проговорил Бонифаций, дрожащей рукой отстраняя от себя портрет. — А ты, оказывается, жестокий человек, Алексей. Мстительный. Я за тобой этого не знал.
Я — объективный, — сказал Алешка. — Кто меня не любит, того и я не люблю.
Талантливо, конечно, — продолжил задумчиво Бонифаций, — но совершенно невозможно. Надо как-то помягче.
А я был согласен с Алешкой — он не мстил, он, как мог, восстанавливал справедливость. И я постарался смягчить ситуацию:
Вообще-то, Игорь Зиновьевич, не надо ничего переделывать. Татьяна Львовна у нас недавно, она еще не заслужила свое место на Доске почета.
Правильно, — сказал Бонифаций. — Мудро. Не будем вывешивать ее портрет в наших славных рядах…
А подарим ей. На день рождения, — серьезно сказал Алешка.
Бонифаций фыркнул и шутливо дал ему подзатыльник. Алешка в ответ шутливо зарыдал. Они понимают друг друга. Хотя вслух этого не говорят.
Зазвенел звонок. Я пошел в свой класс, Алешка и Бонифаций — в свой (Бонифация временно закрепили за третьим «Б»).
После уроков Бонифаций собрал наш театральный коллектив на генеральную репетицию праздничного водевиля под названием «Чему вы нас учите?». В этом водевиле каждый — ученик и учитель — играл самого себя. Было очень весело. На репетицию даже Мальвина пришла.
Она не только пришла, она даже погладила Алешку по голове — у него глаза на лоб полезли — и спросила ласково:
— Алик (так и сказала!), а твой папа сегодня когда придет домой? Я хотела с ним побеседовать.
Алешка чуть не икнул от неожиданности. Но справился с собой и вежливо ответил:
Сегодня
Сегодня в полтретьего ночи. Она нахмурилась.
А завтра?
Завтра поздно, Татьяна Львовна. Рано утром.
Вот я утром и зайду.
Вот тут Алешка икнул. Не справился с собой.
На репетиции мы задержались довольно долго. Алешка вскоре умотал, но дома его еще не было.
Он ворвался как раз тогда, когда я сел за уроки. Да, я многому выучусь за эту четверть!
Дима! На старт! Он купил вот такую кость! — Алешка раскинул руки в стороны. Получилась берцовая кость бронтозавра.
Кто купил кость? Кому?
Игоряшка! Абреку! Чтобы его отманить от музея! Понял? Операция начинается! Едем в Малеевку!
Да, дела пошли серьезные. И опасные. Я подумал и засунул за пояс наш пистолет. Папа подарил. Он совсем как настоящий. Только стреляет холостыми патронами. Но зато тяжелый. Как слесарный молоток.
Как ты думаешь, Дим, зачем Мальвине наш папа понадобился?
Попросить чего-нибудь.
А чего у него просить? Новые шторы для класса? У него их нет. У него только пистолет есть да наручники.
А это мысль! Еще далекая, но уже реальная.
— Может, ее оштрафовали? Или права отобрали?
Но, по правде сказать, меня сейчас интересовало совсем другое.
Я стал анализировать. Я вспомнил — конфликт между Мальвиной и Алешкой начался, когда она грубо отозвалась о работе милиции. Алешка вспыхнул — он прекрасно знал, какая нужная, трудная и опасная работа у папы. И у всех его сотрудников. А Мальвина злится на милицию. Значит, конфликт этот гораздо глубже — он выходит за рамки личных отношений. Здесь уже пахнет конфликтом с Законом.
Стоп! Я почувствовал всеми фибрами и нервами — горячо! Я вспомнил одну фразу, кажется, Бонифация, сказанную кому-то из учителей вполголоса. Но в школе хоть шепотом говори — тайной сказанное не останется. В школе, наверное, две тыщи чутких и любопытных ушей. А сказано было так:
— Не понимаю, зачем ей вообще работать. Да еще с детьми. Муж у нее прилично зарабатывает, имеет солидную фирму… Неадекватно.
Вот именно! И вдруг все кусочки, все обрывки, все осколки зашевелились, поползли друг к другу и стали складываться в четкую криминальную картинку. А если точнее — в цепочку, где все звенья плотно спаяны между собой.
Картина Малеева, которую очень мечтает заиметь западный бизнесмен Алтынский. Картина, по факту, принадлежит наследнице Малеева Олечке. Этой картиной почему-то заинтересовался какой-то шеф и привлек к ней внимание Игоряшки Петелина. Петелин привлекает своего «двоюрного» брата Ростика. Они собираются похитить эту картину и передать ее Алтынскому. За огромные деньги.
Это все ясно. А вот далее: родители Ольги уезжают куда-то в Европу по турпутевкам и исчезают без следа. Тут два вопроса: где они и зачем? Где они — на этот вопрос мне дать ответ не по силам. А вот зачем — тут можно кое-что предположить. Их отстранили от музея, чтобы легче было завладеть картиной. Обмануть девчонку, пусть и будущую балерину, гораздо проще, чем двоих взрослых людей. Тем более что эти люди (вместе с дочерью) проживали все это время в собственном доме, который совсем недавно стал Музеем им. Малеева.